Федор Александрович Абрамов

Братья и сестры

Помню, я чуть не вскрикнул от радости, когда на пригорке, среди высоких плакучих берез, показалась старая сенная избушка, тихо дремлющая в косых лучах вечернего солнца.

Позади был целый день напрасных блужданий по дремучим зарослям Синельги. Сена на Верхней Синельге (а я забрался в самую глушь, к порожистым перекатам с ключевой водой, куда в жару забивается хариус) не ставились уж несколько лет. Травища - широколистый, как кукуруза, пырей да белопенная, терпко пахнущая таволга - скрывала меня с головой, и я, как в детстве, угадывал речную сторону по тянувшей прохладе да по тропам зверья, проложенным к водопою. К самой речонке надо было проламываться сквозь чащу ольхи и седого ивняка. Русло речки перекрестило мохнатыми елями, пороги заросли лопухом, а там, где были широкие плеса, теперь проглядывали лишь маленькие оконца воды, затянутые унылой ряской.

При виде избушки я позабыл и об усталости, и о дневных огорчениях. Все тут было мне знакомо и дорого до слез: и сама покосившаяся изба с замшелыми, продымленными стенами, в которых я мог бы с закрытыми глазами отыскать каждую щель и выступ, и эти задумчивые, поскрипывающие березы с ободранной берестой внизу, и это черное огневище варницы, первобытным оком глянувшее на меня из травы…

А стол-то, стол! - осел, еще глубже зарылся своими лапами в землю, но все так же кремнево крепки его толстенные еловые плахи, тесанные топором. По бокам - скамейки с выдолбленными корытцами для кормежки собак, в корытцах зеленеет вода, уцелевшая от последнего дождя.

Сколько раз, еще подростком, сидел я за этим столом, обжигаясь немудреной крестьянской похлебкой после страдного дня! За ним сиживал мой отец, отдыхала моя мать, не пережившая утрат последней войны…

Рыжие, суковатые, в расщелинах, плахи стола сплошь изрезаны, изрублены. Так уж повелось исстари: редкий подросток и мужик, приезжая на сенокос, не оставлял здесь памятку о себе. И каких тут только знаков не было! Кресты и крестики, ершистые елочки и треугольники, квадраты, кружки… Такими вот фамильными знаками когда-то каждый хозяин метил свои дрова и бревна в лесу, оставлял их в виде зарубок, прокладывая свой охотничий путик. Потом пришла грамота, знаки сменили буквы, и среди них все чаще замелькала пятиконечная звезда…

Припав к столу, я долго разглядывал эти старые узоры, выдувал травяные семена, набившиеся в прорези знаков и букв… Да ведь это же целая летопись Пекашина! Северный крестьянин редко знает свою родословную дальше деда. И может быть, этот вот стол и есть самый полный документ о людях, прошедших по пекашинской земле.

Вокруг меня пели древнюю, нескончаемую песню комары, тихо и безропотно осыпались семенники перезрелых трав. И медленно, по мере того как я все больше и больше вчитывался в эту деревянную книгу, передо мной начали оживать мои далекие земляки.

Вот два давнишних полуискрошившихся крестика, вправленных в веночек из листьев. Должно быть, когда-то в Пекашине жил парень или мужик, который и букв-то не знал, а вот поди ж ты - сказалась душа художника. А кто оставил эти три почерневших перекрестья, врезанных на диво глубоко? Внизу маленький продолговатый крестик, прочерченный много позже, но тоже уже почерневший от времени. Не был ли человек, носивший родовое знамя трех перекрестий, первым силачом в округе, о котором из поколения в поколение передавались были и небылицы? И как знать, может, какой-нибудь пекашинский паренек, много-много лет спустя, с раскрытым ртом слушая восторженные рассказы мужиков о необыкновенной силе своего земляка, с сожалением поставил крестик против его знамени.

Весь захваченный расшифровкой надписей, я стал искать знакомых мне людей. И нашел.

Буквы были вырезаны давно, может еще тогда, когда Трофим был безусым подростком. Но удивительно: в них так и проглядывал характер Трофима. Широкие, приземистые, они стояли не где-нибудь, а на средней плахе столешницы. Казалось, сам Троха, всегда любивший подать товар лицом, топал посередке стола, по-медвежьи вывернув ступни ног. Рядом с инициалами Трофима размашисто и твердо выведены прямые

Тут уж нельзя было не признать широкую натуру Степана Андреяновича. А Софрон Игнатьевич, тот, как и в жизни, обозначил себя крепкими, но неказистыми буквами в уголку стола.

У меня особенно потеплело на сердце, когда я неожиданно наткнулся на довольно свежую надпись, вырезанную ножом на видном месте.

Происходило это в военное время. На тот момент населяли деревню Пекашино одни старики, дети малые да женщины.

Ставров Степан построил себе добротный дом, под огромной лиственницей, казалось, простоит этот дом еще тысячу лет. Да вот постучалась к Степану беда, похоронка на сына пришла, остались они с супругой да внучком Егоршей.

Односельчанке Ставрова, Анне Пряслиной то же письмецо пришло. Забрала война мужа ее любимого. Оказалась она без кормильца, да еще и с шестью малолетними детьми на руках. Туго ей тогда пришлось. После смерти главы семейства, взвалил на себя ношу добытчика Мишка, старшенький сын Анны. Одна бы Пряслина, просто не справилась бы в такое неспокойное время.

Появился в деревне раненый фронтовик, Лукашин, на посев посланный. В скором времени и сынок Анны, старшой Мишка на посевную пошел работать. Старался Михаил не хуже взрослого мужчины. Сестра его, Лиза, хозяйничала дома. Ребята хорошо справлялись с работой, и это было очень кстати, трудиться нужно было много, рук не хватало.

Сначала сеяли, затем косили, а потом убирали. Минина Анфиса являлась колхозным председателем, целыми днями на службе. Скоро должна была начаться школа, малым следовало пойти учиться, а Мишке работать.

Вести с фронта приходили все страшнее и страшнее. Гитлер уже вел свои войска к Волге.

Лукашина послали на войну. Фронтовику перед отъездом не терпелось объясниться с Анфисой, но он не смог. Анфиса с утра отправилась в сенопункт, там ее и нашла Иняхина Варя. Она божилась, что у нее нет ничего с Лукашиным. Анфиса все поняла, бросилась за фронтовиком, но было поздно, он уже уехал.

Картинка или рисунок Братья и сёстры

Другие пересказы для читательского дневника

Краткое содержание Странная история Доктора Джекила и Мистера Хайда Стивенсон
Нотариус, по имени Аттерсон, очень редко улыбался и был человеком необщительным. Как ни странно, у него было много друзей, которые хорошо ладили с мистером Аттерсоном
Краткое содержание Вересаев Легенда
Короткий рассказ повествует в первой части о легенде как группа подвыпивших английских моряков высаживается на небольшом тропическом острове, оставив корабль на причале
Краткое содержание Пуритане Вальтер Скотт
Краткое содержание Чапаев и Пустота Пелевин
Роман Пелевина «Чапаев и Пустота» представляет собой своеобразный сборник «обрамленных новелл», где базовым связующим повествованием выступает история 26-летнего питерского поэта Петра Пустоты.
Краткое содержание Белый бим черное ухо Троепольского
Интеллигентный и преданный Бим жил вместе со своим хозяином, писателем и инвалидом войны Иваном Иванычем. Шотландского сеттера Иван Иваныч спас от смерти и выкормил. Щенок стал настоящим членом семьи для одинокого писателя.

Пекашинский мужик Степан Андреянович Ставров срубил дом на склоне горы, в прохладном сумраке огромной лиственницы. Да не дом - хоромину двухэтажную с маленькой боковой избой в придачу.

Шла война. В Пекашине остались старики, дети да бабы. Без догляда на глазах ветшали и разваливались постройки. Но у Ставрова дом - крепкий, добротный, на все времена. Подкосила крепкого старика похоронка на сына. Остался он со старухой и внуком Егоршей.

Не обошла беда и семью Анны Пряслиной: погиб муж Иван, единственный кормилец. А у Анны-то ребята мал мала меньше - Мишка, Лизка, близнецы Петька с Гришкой, Федюшка да Татьянка. В деревне бабу звали Анной-куколкой. Была она маленькая да тончавая, с лица хороша, а работница никакая. Два дня прошло с тех пор, как получили похоронку и на пустовавшее за столом место отца сел старший, Мишка. Мать смахнула с лица слезу и молча кивнула головой.

Самой ей было ребят не вытянуть. Она и так, чтобы выполнить норму, до ночи оставалась на пашне. В один из дней, когда работали с женками, увидели незнакомца. Рука на перевязи. Оказалось, он с фронта. Посидел, потолковал с бабами о колхозной жизни, и уж на прощание спросили, как его звать-величать да из какой он деревни. «Лукашин, - ответил тот, - Иван Дмитриевич. Из райкома к вам на посевную послан».

Посевная была ох и трудная. Людей-то мало, а из райкома приказано посевные площади увеличивать: фронту нужен хлеб. Неожиданно для всех незаменимым работником оказался Мишка Пряслин. Чего-чего не делал в свои четырнадцать лет. В колхозе работал за взрослого мужика, да ещё и на семью. У его сестры, двенадцатилетней Лизки, дел да хлопот тоже были полны руки. Печь истопить, с коровой управиться, ребятишек покормить, в избе убрать, бельишко постирать…

За посевной - покос, потом уборочная… Председатель колхоза Анфиса Минина возвращалась в свою пустую избу поздно вечером и, не раздеваясь, падала на постель. А чуть свет, она уже на ногах - доит корову, а сама со страхом думает, что в колхозной кладовой кончается хлеб. И все равно - счастливая. Потому что вспомнила, как в правлении говорила с Иваном Дмитриевичем.

Осень не за горами. Ребята скоро в школу пойдут, а Мишка Пряслин - на лесозаготовки. Надо семью тянуть. Дуняшка же Иняхина надумала учиться в техникуме. Подарила Мише на прощание кружевной платочек.

Сводки с фронта все тревожней. Немцы уже вышли к Волге. И в райкоме, наконец, откликнулись на неотступную просьбу Лукашина - отпустили воевать. Хотел он напоследок объясниться с Анфисой, да не вышло. Наутро она сама нарочно уехала на сенопункт, и туда примчалась к ней Варвара Иняхина. Клялась всем на свете, что ничего у нее не было с Лукашиным. Рванулась Анфиса к переводу, у самой воды спрыгнула с коня на мокрый песок. На том берегу мелькнула и растаяла фигура Лукашина.

Фёдор Александрович Абрамов

«Братья и сёстры»

Пекашинский мужик Степан Андреянович Ставров срубил дом на склоне горы, в прохладном сумраке огромной лиственницы. Да не дом — хоромину двухэтажную с маленькой боковой избой в придачу.

Шла война. В Пекашине остались старики, дети да бабы. Без догляда на глазах ветшали и разваливались постройки. Но у Ставрова дом — крепкий, добротный, на все времена. Подкосила крепкого старика похоронка на сына. Остался он со старухой и внуком Егоршей.

Не обошла беда и семью Анны Пряслиной: погиб муж Иван, единственный кормилец. А у Анны-то ребята мал мала меньше — Мишка, Лизка, близнецы Петька с Гришкой, Федюшка да Татьянка. В деревне бабу звали Анной-куколкой. Была она маленькая да тончавая, с лица хороша, а работница никакая. Два дня прошло с тех пор, как получили похоронку и на пустовавшее за столом место отца сел старший, Мишка. Мать смахнула с лица слезу и молча кивнула головой.

Самой ей было ребят не вытянуть. Она и так, чтобы выполнить норму, до ночи оставалась на пашне. В один из дней, когда работали с жёнками, увидели незнакомца. Рука на перевязи. Оказалось, он с фронта. Посидел, потолковал с бабами о колхозной жизни, и уж на прощание спросили, как его звать-величать да из какой он деревни. «Лукашин, — ответил тот, — Иван Дмитриевич. Из райкома к вам на посевную послан».

За посевной — покос, потом уборочная… Председатель колхоза Анфиса Минина возвращалась в свою пустую избу поздно вечером и, не раздеваясь, падала на постель. А чуть свет, она уже на ногах — доит корову, а сама со страхом думает, что в колхозной кладовой кончается хлеб. И все равно — счастливая. Потому что вспомнила, как в правлении говорила с Иваном Дмитриевичем.

Осень не за горами. Ребята скоро в школу пойдут, а Мишка Пряслин — на лесозаготовки. Надо семью тянуть. Дуняшка же Иняхина надумала учиться в техникуме. Подарила Мише на прощание кружевной платочек.

Сводки с фронта все тревожней. Немцы уже вышли к Волге. И в райкоме, наконец, откликнулись на неотступную просьбу Лукашина — отпустили воевать. Хотел он напоследок объясниться с Анфисой, да не вышло. Наутро она сама нарочно уехала на сенопункт, и туда примчалась к ней Варвара Иняхина. Клялась всем на свете, что ничего у неё не было с Лукашиным. Рванулась Анфиса к переводу, у самой воды спрыгнула с коня на мокрый песок. На том берегу мелькнула и растаяла фигура Лукашина.

В прохладном сумраке, где растёт огромная и шикарная лиственница, и на самом склоне горы, стоит дом. Построил этот дом в Пекашине Ставров Степан Андреянович. Огромную хоромину двухэтажную отгрохал, да ещё маленькая боковая изба есть с боку.

Война ещё шла. Старики, бабы и дети - вот, кто остался в деревне. Некому было следить за постройками, они гнили и разваливались. Дом Степана Андреяновича был сложен добросовестно и прочно на долгие годы и времена. Покачнулось здоровье ещё крепкого старика, когда он получил похоронку на сына. Теперь он остался со своей старухой и внуком Егором. Такая же беда пришла и в семью Анны Пряслиной. Единственный в семье кормилец Иван, муж Анны, тоже погиб. Детей у Анны много и все они мал мала меньше. Первые - Мишка и Лиза, затем близнецы Гришка с Петькой, Федюшка и маленькая Татьянка. Анна лицом была хороша и ростом маленькая, да только работница она никакая. Звали бабу в деревне Анной-куколкой. Похоронка пришла два дня назад. И тогда на место отца за столом сел старший Мишка. Мать, смахнув слезу с лица, глубоко вздохнула и кивнула головой.

Однажды бабы работали на пашне, увидев незнакомца с перевязанной рукой, остановились. Завели разговор о колхозной жизни. А потом бабы поинтересовались, как его зовут и откуда он родом. Незнакомец ответил, что зовут его Лукашин Иван Дмитриевич. Возвратился с фронта. Был направлен из райкома на посевную к ним в деревню. Людей в колхозе очень мало. Зато посевная выдалась очень трудная и тяжёлая. Но из райкома пришёл приказ о том, чтобы увеличили посевные площади, так как фронту нужен хлеб. Здесь и для всех незаменимым работником стал Мишка Пряслин. Любую работу в свои четырнадцать лет он выполнял добросовестно и честно. Ведь приходилось работать так, как взрослый мужик работает на семью. Меньшая сестра Лиза тоже была загружена домашними хлопотами и делами по дому. И печку затопить надо, и убраться в избе, и с коровой управиться, и постирать бельё, да умыть и накормить ребят.

Начался посевной покос, а затем уборочный. Анфиса Минина - председатель колхоза, приходя с роботы поздно вечером уставшая, не раздеваясь, падала на постель. Утром рано она идёт корову доить и переживает, что кончается хлеб в колхозной кладовой. Но Анфиса по-своему счастлива тем, что говорила в правлении с Иваном Дмитриевичем.

Нужно ребят скоро в школу отправлять и Мишка Пряслин на лесозаготовку отправится. Семью надо как-то кормить. А вот Дуня Иняхина надумала учиться в техникуме и Мише подарила кружевной платочек на память.

Сводки поступают с фронта всё тревожнее. Рвутся к Волге немцы. Просьбу Лукашина отпустить его на фронт удовлетворили в райкоме. Он хотел объясниться с Анфисей, но не получилось. Утром Анфиса специально уехала на сенопункт, а потом приехала Варвара Иняхина. У Варвары состоялся разговор с Анфисей. Сев на коня и проскакав на нём, она спрыгнула с коня на мокрый песок. На берегу мелькнула и пропала фигура Лукашина.

Сочинения

Образ Плюшкина в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» Судьба человека в романе Ф. А Арамова "Батья и сестры"

Самой ей было ребят не вытянуть. Она и так, чтобы выполнить норму, до ночи оставалась на пашне. В один из дней, когда работали с жёнками, увидели незнакомца. Рука на перевязи. Оказалось, он с фронта. Посидел, потолковал с бабами о колхозной жизни, и уж на прощание спросили, как его звать-величать да из какой он деревни. «Лукашин, - ответил тот, - Иван Дмитриевич. Из райкома к вам на посевную послан».

За посевной - покос, потом уборочная... Председатель колхоза Анфиса Минина возвращалась в свою пустую избу поздно вечером и, не раздеваясь, падала на постель. А чуть свет, она уже на ногах - доит корову, а сама со страхом думает, что в колхозной кладовой кончается хлеб. И все равно - счастливая. Потому что вспомнила, как в правлении говорила с Иваном Дмитриевичем.

Сводки с фронта все тревожней. Немцы уже вышли к Волге. И в райкоме, наконец, откликнулись на неотступную просьбу Лукашина - отпустили воевать. Хотел он напоследок объясниться с Анфисой, да не вышло. Наутро она сама нарочно уехала на сенопункт, и туда примчалась к ней Варвара Иняхина. Клялась всем на свете, что ничего у неё не было с Лукашиным. Рванулась Анфиса к переводу, у самой воды спрыгнула с коня на мокрый песок. На том берегу мелькнула и растаяла фигура Лукашина.