Людмила Петрановская: Усыновление

Но вот расшифрованная надпись на глиняном горшке, найденном в развалинах Вавилона: «Молодежь растленна до глубины души. Молодежь злокозненна и нерадива и не походит на молодежь наших дней. Молодое поколение сегодняшнего дня не сумеет сохранить нашу культуру и донести ее до наших далеких потомков». Неизвестный автор поделился своей тревогой за 3000 лет до н.э. А нынешние школьники — они какие? Об этом рассказывает психолог Людмила Петрановская .

— Яркие портреты формируются после исторических катаклизмов. Представим себе альпийский луг, где цветут самые разные цветы. Это нормальное состояние общества: семьи разные и дети. Когда происходит мощная историческая травма — война, массовые репрессии, массовая депортация, — по этому лугу проходит газонокосилка, превращает его в стерню: уже не поймешь, где лютик, где мак, где ромашка. У следующего поколения появляются однотипные семейные ситуации: после войны чуть ли не в каждой семье — отсутствующий папа, переутомленная мама с отмороженными чувствами… Начиная с третьего поколения эта ситуация размывается, и личные обстоятельства начинают играть большую роль. К четвертому поколению последствия травмы в целом стираются. Снова нарастает травка, зацветают цветы.

Травматичными были 90-е годы. Они несопоставимы с войной, тем не менее уровень жизни катастрофически упал, люди оказались дезориентированы. И поколение детей начала 90-х, мне кажется, больше всего травмировано выражением беспомощности на лицах родителей, их неуверенностью в завтрашнем дне. Отсюда у детей этого поколения — неуверенность и социальная пассивность: хочу, чтобы все было, но не знаю, что для этого делать. И дефицитарность мира: у других всего больше, у других все лучше…

— А может, наоборот, их разбаловали родители, которые вкалывали, как лошади, чтобы у ребенка всегда все было?

— У меня тоже было время, когда я не могла купить старшему мороженое, а «сникерс» мы резали на всю семью. А в жизни младшей этого вообще не было — и, казалось бы, она должна быть более избалована. А на самом деле — наоборот: сейчас те, кому 14—15 лет, уже интересуются благотворительностью, они в гораздо меньшей степени потребители. Они готовы всем все отдать. Дело не в избалованности, а в травмированности: родители-добытчики психологической безопасности сами не имели и детям дать не могли. Дети и подростки начала 90-х — гораздо более неуверенные. Следующее поколение спокойнее, легче относится к ограничениям (не считая, конечно, детей в особых обстоятельствах: скажем, приемные родители другое рассказывают). Сейчас вот этих переживаний — у кого какие джинсы, у кого какой телефон — очень немного осталось.

— Зато есть другие факторы, которые влияют на это поколение. Изменилась информационная среда, прилепила детей к телевизору и компьютеру, отвлекла от книги.

— Для нас отношения этих детей с информационной средой — черный ящик. Мы здесь похожи на курицу, которая высидела утят и теперь в панике мечется по берегу. Мы не особенно понимаем, что они там делают, насколько им там безопасно. Недавно родители жаловались мне на встрече, что дети не читают. А я напомнила им про Фамусова, который был очень озабочен тем, что дочь его читает романы. Родители говорят: «Ну это же зависимость!» А когда вы Толкиена читали в 12 лет, а его бы у вас кто-то отнял, — ваша реакция отличалась бы от ломки? Компьютер тоже дает возможность пожить в параллельной реальности.

Мы не очень понимаем характер их общения. Вроде бы они общаются меньше, но, с другой стороны, — общаются непрерывно. В каком-то смысле они и футбол смотрят вместе, и на каникулы не расстаются, хотя могут быть в разных странах. Они все равно обмениваются шутками и фотками. Это общение другого качества, но нельзя сказать, лучше оно или хуже.

Читайте также:

Есть вопрос безопасности. Можно увидеть кучу всякой дряни, нажав пару кнопок. С другой стороны, в нашем детстве тоже кто-то какие-то картинки показывал. Вопрос в том, чтобы у ребенка был понимающий взрослый. Он сумеет объяснить, что порно, скажем, смотреть не надо не потому, что увидишь что-то не то, а потому, что в жизни все устроено не так: и отношения между людьми, и секс не так устроен, а в силу ограниченности опыта можно этого не понять.

— А еще эти дети совершенно не слушают взрослых, учителей в грош не ставят.

— Если дети не слушаются чужих взрослых (а не вообще любых взрослых) — это само по себе прекрасно. Это показывает, что у человека нормальная привязанность к своим, нормальная ориентировочная реакция: «Своих слушаюсь, чужих нет — по крайней мере, пока они не покажут мне, что им можно доверять». Учитель должен показать ребенку, что он достоин доверия, тогда дальше все идет нормально. А если он показывает, что он источник насилия, а не защиты и заботы, то дети ведут себя соответственно.

— Дети отупели? Пусть на себя посмотрят.

— Вузовские преподаватели жалуются, что качество подготовки абитуриентов упало. Дети стали хуже учиться?

— Тут очень много факторов. И то, что самые сильные уезжают, не доходят до этих преподавателей. И то, что образование у нас на глазах перестало быть социальным лифтом, что его очень сильно дискредитирует и мотивацию снижает. Когда мы смотрим на парламент, наполненный спортсменками и чьими-то любовницами, дети понимают, что карьера не имеет никакой связи с образованием. И это не вызывает острого желания учиться. Образование не ощущается как нечто полезное. Моя знакомая, которая вернулась из Германии, где училась на юриста после российского вуза, говорит: там никто не верит, что у нас на экзамене надо знать текст закона наизусть. Зачем его учить — вот же он лежит? Можно знать закон наизусть, а потом не понимать, как быть с конкретным делом. А там — десятки кейсов, хитроумных, специально подобранных, набитых непростыми противоречивыми ситуациями. Все образование построено на работе с конкретными кейсами и их обсуждении. Для студентов это сложно, они месяцами работают по 14 часов в сутки без выходных, чтобы получить диплом, но у них нет ощущения, что они занимаются дурью, что это издевательство. Дети не дураки, они все понимают, и если предлагают бессмыслицу, это очень отрицательно сказывается на их мотивации.

— Как лечить-то это все?

— Революция? Я не знаю, какой еще может быть ответ, когда не работают социальные лифты. А из мирных способов: не выносить мозг учителям, и они многое устроят. Вообще образованию не нужна такая степень контроля и регламентации. В Москве, а за ее границами — тем более, сейчас частную школу создать невозможно: не потому, что нет желающих, а потому, что так много регламентирующих и контролирующих инстанций, что миссия невыполнима. Зачем это? Государство должно контролировать безопасность на самом базовом уровне, чтобы никто не открывал частную школу в подвале с крысами и не учил колоть героин. Все остальное может быть по-разному. Пусть родители выбирают: ведь у детей очень разные потребности в образовании, пусть для каждой потребности будет возможность. В конце концов, люди платят за это деньги в виде налогов, почему у них нет возможности выбирать подходящую услугу для своего ребенка. Мне кажется, что если бы от школы отстали, это было бы огромным плюсом.

— Получается: отстаньте от детей, с ними все в порядке? Чините свое общество?

— Ну… да. Проводили же в Америке, где школы очень разные, исследования, пытались отличить хорошие школы от плохих. И выяснили, что не важно, в каком районе школа находится, насколько она богата, большая она или маленькая, какие у нее программы — классические, с латынью и древнегреческим, или ультрасовременные. Важно другое. Во-первых, автономия школ — каждая со своими правилами, границами, стратегией. Второе: активное участие родителей в определении этой стратегии, сотрудничество с родителями, но сотрудничество не как с заказчиками химчистки — вот мы вам чумазенького привели, а вы нам чистенького верните, — а творческое и материальное их участие в попечительском совете. Третий фактор — отношения учителей с учениками: уважение, внимание, интерес. Эти три фактора делают школу успешной независимо от того, обычная это школа в спальном районе или дорогая частная.

Во второй книге серии «Приемный ребенок в семье» Людмила Петрановская рассказывает о сложном процессе формирования идентичности у приемного ребенка. Автор пытается разобраться в очень сложных и вместе с тем типичных вопросах, которыми задаются родители,...

25 мая 2017, 11:42

Жанр: ,

«У нас проблемы в школе!» – едва ли не самая распространенная жалоба приемных родителей. Как это ни грустно, но нередко именно из-за этих трудностей и неуспеваемости и появляются отказники. Придя в новую школу, приемному ребенку трудно адаптироваться, а детям и учителям побороть возникающие, как следствие, недовольство и смятение.

Книга «В класс пришел приемный ребенок» адресована школьным учителям, педагогам специального образования и тем, кто решился на очень важный и трудный шаг – усыновить ребенка. Она поможет найти подход к агрессивно настроенному школьнику и разобраться в истинных причинах недопонимания, ведь агрессия зачастую является результатом скрытых душевных ран. В издании также содержится много советов простым родителям, сталкивающимся с трудностями в общении с...

14 февраля 2017, 15:31

Жанр: ,

Эту книгу стоило бы прочесть всем родителям. И тем, кого заботит легкое недопонимание, и тем, кто уже было отчаялся найти общий язык с детьми. В ней мы собрали две книги в одной: «Тайная опора: привязанность в жизни ребенка» и «Если с ребенком трудно» – книги, которые могут избавить вас и вашего ребенка от тонн психологической макулатуры.

Нередко, став взрослыми, мы забываем, что некогда и сами были детьми. В первой части книги, основываясь на научной теории привязанности, Людмила Петрановская легко и доступно рассказывает о роли родителей на пути к взрослению: «Как зависимость и беспомощность превращаются в зрелость?» и «Как наши любовь и забота год за годом формируют в ребенке тайную опору, на которой, как на стержне, держится его личность?» Вы сможете увидеть, что на самом деле стоит за детскими «капризами», «избалованностью», «агрессией», «вредным характером».

Во второй части книги Людмила расскажет о том, как научиться ориентироваться в сложных ситуациях, решать конфликты и достойно выходить из них. Вы сможете понять, чем помочь своему ребенку, чтобы он рос и развивался, не тратя силы на борьбу за вашу...

2 января 2017, 12:50

Жанр: ,

Дети или работа? Молодые и талантливые женщины мучают себя этим вопросом со времени появления джинсов и домашнего интернета. А что, если попробовать не выбирать? Людмила Петрановская умело доказывает: быть хорошей матерью и отличным работником – возможно! Хватит мучиться угрызениями совести и переживать. У работающих мам вырастают замечательные дети!

«Селфмама. Лайфхаки для работающей мамы» – это практические советы для современных мам, которые стремятся уделять равное количество сил и энергии каждой из сторон своей личности. Простые хитрости, описанные в этой книге, позволят вам избежать жертв в гонке за двумя зайцами: карьерой и семьей. Вы поймете, как можно успеть все, не прибегая к услугам Мэри Поппинс, помощи маховиков времени и...

25 февраля 2015, 13:23

Жанр: ,

Людмила Петрановская – автор серии книг для детей «Что делать, если…», известный психолог-педагог, руководитель вебинаров на тему взаимоотношений в семье и лауреат премии Президента РФ представляет продолжение серии «БЛИЗКИЕ ЛЮДИ: психология отношений». Книга будет полезна не только молодым мамам, но и тем, кто хочет переосмыслить отношения со своим возможно уже повзрослевшим...

24 декабря 2014, 16:18

Жанр: ,

Как устроены космос, наша галактика, Солнечная система? Как происходят затмения, смена времён года, дня и ночи, фаз Луны? Как находить на небосводе самые известные звёзды и определять стороны света? Как работают космонавты? Как учёные исследуют Вселенную? Ответы на эти вопросы вы найдёте в книге известного психолога и по пуляризатора науки Людмилы Петрановской, автора бестселлеров «Что делать, если?..» и «Что делать, если… 2». Книга иллюстрирована художником Андреем...

18 ноября 2014, 15:28

Жанр: ,

«Минус один!» – это значит на одного сироту меньше. «Плюс один!» – это значит ваша семья стала больше на одного человека. Это слова, за которыми стоит так много: и радость за этого ребенка, и чувство вины перед всеми теми детьми, кто еще не обрел семью, и надежда когда-нибудь все же «вычерпать море». О том, чтобы эта простая арифметика стала счастливой жизнью, и написана книга замечательного психолога Людмилы Петрановской. В своей книге автор рассказывает, как подготовиться к этому непростому решению, пройти весь путь, не теряя надежды, увеличить свою семью на одного замечательного ребенка. Книга даст почувствовать, что вы не одиноки на своем...

Почему мы до сих пор можем физически наказывать детей? Чем отличаются физические наказания в разных семейных моделях, при различных взаимоотношениях между родителями и ребёнком? Что делать тем, кто принимает подобный способ наказания, но хочет остановиться? Об этом рассказывает педагог - психолог Людмила Петрановская.

Порка - педагогический приём из благочестивого прошлого? — Протоиерей Александр Ильяшенко
Что произойдет, если ребенка били в детстве?
Как нельзя наказывать ребенка?
Как нельзя наказывать детей?

Осознанно, не в момент нервного срыва, а в целях «воспитания» родитель может бить своего ребёнка в случае отсутствия у него эмпатии, способности напрямую воспринимать чувства другого человека, сопереживать ему.

Если родитель эмпатично воспринимает ребенка, он просто не сможет осознанно и планомерно причинять ему боль, психологическую ли, физическую. Он может сорваться, в раздражении шлёпнуть, больно дернуть и даже ударить в ситуации опасности для жизни - сможет. Но у него не получится заранее решить, а потом взять ремень и «воспитывать». Потому что когда ребенку больно и страшно, родитель чувствует напрямую и сразу, всем существом.

Отказ родителя от эмпатии (а порка невозможна без такого отказа) с очень большой вероятностью приводит к неэмпатичности ребенка, к тому, что он, например, став постарше, может уйти гулять на ночь, а потом искренне удивится, чего это все так переполошились.

То есть, вынуждая ребенка испытывать боль и страх, - чувства сильные и грубые, мы не оставляем никакого шанса для чувств тонких - раскаяния, сострадания, сожаления, осознания того, как ты дорог.

Что касается вопроса наказаний, приведу отрывки из своей книги: «Как ты себя ведешь? 10 шагов по преодолению трудного поведения»:

«Часто родители задают вопрос: можно ли наказывать детей и как? Но с наказаниями вот какая есть проблема. Во взрослой жизни-то наказаний практически нет, если не считать сферу уголовного и административного права и общение с ГИБДД. Нет никого, кто стал бы нас наказывать, «чтобы знал», «чтобы впредь такого не повторялось».

Все гораздо проще. Если мы плохо работаем, нас уволят и на наше место возьмут другого. Чтобы наказать нас? Ни в коем случае. Просто чтобы работа шла лучше. Если мы хамоваты и эгоистичны, у нас не будет друзей. В наказание? Да нет, конечно, просто люди предпочтут общаться с более приятными личностями. Если мы курим, лежим на диване и едим чипсы, у нас испортится здоровье. Это не наказание - просто естественное следствие. Если мы не умеем любить и заботиться, строить отношения, от нас уйдет супруг - не в наказание, а просто ему надоест. Большой мир строится не на принципе наказаний и наград, а на принципе естественных последствий. Что посеешь, то и пожнешь - и задача взрослого человека просчитывать последствия и принимать решения.

Если мы воспитываем ребенка с помощью наград и наказаний, мы оказываем ему медвежью услугу, вводим в заблуждение относительно устройства мира. После 18 никто не будет его заботливо наказывать и наставлять на путь истинный (собственно, даже исконное значение слова «наказывать» - давать указание, как правильно поступать). Все будут просто жить, преследовать свои цели, делать то, что нужно или приятно лично им. И если он привык руководствоваться в своем поведении только «кнутом и пряником», ему не позавидуешь.

Ненаступление естественных последствий - одна из причин, по которым оказываются не приспособлены к жизни дети, выпускники детских домов. Сейчас модно устраивать в учреждениях для сирот «комнаты подготовки к самостоятельной жизни». Там кухня, плита, стол, все как в квартире.

Мне с гордостью показывают: «А вот сюда мы приглашаем старших девочек, и они могут сами себе приготовить ужин». У меня вопрос возникает: «А если они не захотят? Поленятся, забудут? Они в этот день без ужина останутся?» «Ну, что вы, как можно, они же дети, нам этого нельзя, врач не разрешит». Такая вот подготовка к самостоятельной жизни. Понятно, что профанация.

Смысл ведь не в том, чтобы научиться варить суп или макароны, смысл в том, чтобы уяснить истину: там, в большом мире, как потопаешь, так и полопаешь. Сам о себе не позаботишься, никто этого делать не станет. Но от этой важной истины детей тщательно оберегают. Чтобы потом одним махом выставить в этот самый мир - и дальше как знаешь…

Вот почему очень важно всякий раз, когда это возможно, вместо наказания использовать естественные следствия поступков. Потерял, сломал дорогую вещь - значит, больше нету. Украл и потратил чужие деньги - придется отработать. Забыл, что задали нарисовать рисунок, вспомнил в последний момент - придется рисовать вместо мультика перед сном. Устроил истерику на улице - прогулка прекращена, идем домой, какое уж теперь гуляние.

Казалось бы, все просто, но почему-то родители почти никогда не используют этот механизм. Вот мама жалуется, что у дочки-подростка стащили уже четвертый мобильный телефон. Девочка сует его в задний карман джинсов и так едет в метро. Говорили, объясняли, наказывали даже. А она говорит, что «забыла и опять засунула». Бывает, конечно.

Но я задаю маме один простой вопрос: «Сколько стоит тот телефон, что у Светы сейчас?» «Десять тысяч - отвечает мама, - две недели назад купили». Не верю своим ушам: «Как, она потеряла уже четыре, и вы опять покупаете ей такой дорогой телефон?» «Ну, а как же, ведь ей нужно, чтобы были и фотоаппарат, и музыка, и современный чтоб. Только, боюсь, опять потеряет».

Кто б сомневался! Естественно, в этой ситуации ребенок и не станет менять свое поведение - ведь последствий не наступает! Его ругают, но новый дорогой мобильник исправно покупают. Если бы родители отказались покупать новый телефон или купили самый дешевый, а еще лучше - подержанный, и оговорили срок, в течение которого он должен уцелеть, чтобы можно было вообще заводить речь о новом, то Света уж как-нибудь научилась бы «не забывать».

Но это казалось им слишком суровым - ведь девочке нужно быть не хуже других! И они предпочитали расстраиваться, ссориться, сокрушаться, но не давали дочке никакого шанса изменить поведение.

Не стесняйтесь нестандартных действий. Одна многодетная мама рассказывала, что устав от препирательств детей на тему, кто должен мыть посуду, просто перебила одну за другой все вчерашние тарелки, сваленные в мойку. Эксцентрично, да. Но это тоже своего рода естественное следствие - ближнего можно довести, и тогда он будет вести себя непредсказуемо. Посуда с тех пор исправно моется.

Другая семья просидела всем составом неделю на макаронах и картошке - отдавали деньги, которые были утащены ребенком в гостях. Причем свою «диету» семейство соблюдало не со страдальческими физиономиями, а подбадривая друг друга, весело, преодолевая общую беду. И как все радовались, когда в конце недели нужная сумма была собрана и отдана с извинениями, и даже осталось еще денег на арбуз! Больше случаев воровства у их ребенка не было.

Обратите внимание: никто из этих родителей не читал нравоучений, не наказывал, не угрожал. Просто реагировали как живые люди, решали общую семейную проблему, как могли.

Понятно, что есть ситуации, когда мы не можем позволить последствиям наступить, например, нельзя дать ребенку вывалиться из окна и посмотреть, что будет. Но, согласитесь, таких случаев явное меньшинство».
Модели отношений

Мне кажется, между родителем и ребенком всегда существует некий негласный договор о том, кто они друг другу, каковы их взаимоотношения, как они обходятся с чувствами своими и друг друга. Есть несколько моделей этих договоров, в каждой из которых тема физических наказаний звучит совершенно по-разному.
Модель традиционная, естественная, модель привязанности.

Родитель для ребенка - прежде всего источник защиты. Он всегда рядом в первые годы жизни. Если надо ребенку что-то не разрешить, мать останавливает его в буквальном смысле - руками, не читая нотаций. Между ребенком и матерью глубокая, интуитивная, почти телепатическая связь, что сильно упрощает взаимопонимание и делает ребенка послушным.

Физическое насилие может иметь место только как спонтанное, сиюминутное, с целью мгновенного прекращения опасного действия - например, резко отдернуть от края обрыва или с целью ускорить эмоциональную разрядку.

При этом особых переживаний по поводу детей нет, и если оно требуется, например, для обучения навыкам или для соблюдения ритуалов, они могут подвергаться вполне жестокому обращению, но это не наказание никаким боком, а даже наоборот иногда. Дети адаптированы к жизни, не слишком тонко развиты, но в целом благополучны и сильны.
Модель дисциплинарная, модель подчинения, «удержания в узде», «воспитания»

Ребенок здесь источник проблем. Если его не воспитывать, он будет полон грехов и пороков. Он должен знать свое место, должен подчиняться, его волю нужно смирить, в том числе с помощью физических наказаний.

Этот подход очень ярко прозвучал у философа Локка, он с одобрением описывает некую мамашу, которая 18 (!!!) раз за один день высекла розгой двухлетнюю кроху, которая капризничала и упрямилась после того, как ее забрали от кормилицы. Такая чудная мамаша, которая проявила упорство и подчинила волю ребенка. Никакой привязанности к ней не испытывающего, и не понимающего, с какого перепугу он должен слушаться эту чужую тетю.

Появление этой модели во многом связано с урбанизацией, ибо ребенок в городе становится обузой и проблемой, и растить его естественно просто невозможно. Любопытно, что даже семьи, у которых не было жизненно важной необходимости держать детей в черном теле, принимали эту модель. Вот в недавнем фильме «Король говорит» между делом сообщается, как наследный принц страдал от недоедания, потому что нянька его не любила и не кормила, а родители заметили это только через три года.

Естественно, не подразумевая привязанности, эта модель не подразумевает и никакой эмоциональной близости между детьми и родителями, никакой эмпатии, доверия. Только подчинение и послушание с одной стороны и строгая забота, наставление и обеспечение прожиточного минимума с другой. В этой модели физические наказания абсолютно необходимы, они планомерны, регулярны, часто очень жестоки и обязательно сопровождаются элементами унижения, чтобы подчеркнуть идею подчинения.

Дети часто виктимны и запуганы либо идентифицируются с агрессором. Отсюда - высказывания в духе: «Меня били, вот я человеком вырос, потом и я буду бить». Но при наличии других ресурсов такие дети вполне вырастают и живут, не то чтобы в контакте со своими чувствами, но более-менее умея с ними уживаться.
Модель «либеральная», «родительской любви»

Новая и не устоявшаяся, возникшая из отрицания жестокости и бездушной холодности модели дисциплинарной, а еще благодаря снижению детской смертности, падению рождаемости и резко выросшей «цене ребенка». Содержит идеи из серии «ребенок всегда прав, дети чисты и прекрасны, учитесь у детей, с детьми надо договариваться» и так далее. Заодно с жестокостью отрицает саму идею семейной иерархии и власти взрослого над ребенком.

Предусматривает доверие, близость, внимание к чувствам, осуждение явного (физического) насилия. Ребенком надо «заниматься», с ним надо играть и «говорить по душам».

При этом в отсутствие условий для нормального становления привязанности и в отсутствии здоровой программы привязанности у самих родителей (а откуда ей взяться, если их-то воспитывали в страхе и без эмпатии?) дети не получают чувства защищенности, не могут быть зависимыми и послушными, а им это жизненно важно, особенно в первые годы, да и потом. Не чувствуя себя за взрослым, как за каменной стеной, ребенок начинает стараться сам стать главным, бунтует, тревожится.

Родители переживают острое разочарование: вместо «прекрасного дитя» они получили злобного и несчастного монстрика. Они срываются, бьют, причём не намеренно, а в приступе ярости и отчаяния, потом сами себя грызут за это. А на ребенка злятся нешуточно: ведь он «должен понимать, каково мне».

Некоторые открывают для себя волшебные возможности эмоционального насилия и берут за горло шантажом и чувством вины: «Дети, неблагодарные существа, вытирают об родителей ноги, ничего не хотят, ничего не ценят». Все хором ругают либеральные идеи и доктора Спока, который вообще ни при чем, и вспоминают, где лежит ремень.

Так вот, в пределах дисциплинарной модели физическое насилие не очень сильно ранило, если не становилось запредельным, потому что таков был договор. Никаких чувств, как мы помним, никакой эмпатии. Ребенок этого и не ждет. Больно, - терпит. По возможности, скрывает проступки. И сам к родителю относится как к силе, с которой надо считаться, без особого тепла и нежности.

Когда же стало принято детей любить и потребовалось, чтобы они в ответ любили, когда родители стали подавать детям знаки, что их чувства важны, - все изменилось, это другой договор. И если в рамках этого договора ребенка вдруг начинают бить ремнем, он теряет всякую ориентацию. Отсюда феномен, когда порой человек, которого все детство жестоко пороли, не чувствует себя сильно травмированным, а тот, кого один раз в жизни не так уж сильно побили или только собирались, помнит, страдает и не может простить всю жизнь.

Чем больше контакта, доверия, эмпатии - тем немыслимее физическое наказание. Не знаю, если б вдруг, съехав с катушек, я начала со своими детьми что-то подобное проделывать, мне страшно даже подумать о последствиях. Потому что это было бы для них полное изменение картины мира, крушение основ, то, отчего сходят с ума. А для каких-то других детей других родителей это был бы неприятный инцидент, и только.

Поэтому и не может быть общих рецептов про «бить не бить» и про «если не бить, то что тогда».

И задача, которая стоит перед родителями в том, чтобы возродить почти утраченную программу формирования здоровой привязанности. Через голову во многом возродить, ибо природный механизм передачи сильно поврежден. По частям и крупицам, сохраненным во многих семьях просто чудом, учитывая нашу историю.

И тогда многое само решится, потому что ребенка, воспитанного в привязанности, не то что бить, наказывать, в общем, не нужно. Он готов и хочет слушаться. Не всегда и не во всем, но, в общем и целом. А когда не слушается, то тоже как-то правильно и своевременно, и с этим более-менее понятно, что делать.

Что же такое физическое насилие?

Модели моделями, но давайте посмотрим теперь с другой стороны: что есть сам акт физического насилия по отношению к ребенку (во многом все это справедливо и для нефизического: оскорбления, крик, угрозы, шантаж, игнорирование и так далее).

1. Спонтанная реакция на опасность. Это когда мы ведем себя, по сути, на уровне инстинкта, как животные, в ситуации непосредственной угрозы жизни ребенка. У наших соседей была большая старая собака колли. Очень добрая и умная, позволяла детям себя таскать за уши и залезать верхом и только понимающе улыбалась на это все.

И вот однажды бабушка была дома одна со своим трехлетним внуком, что-то делала на кухне. Прибегает малыш, ревет, показывает руку, прокушенную до крови, кричит: «Она меня укусила!». Бабушка в шоке: неужели собака с ума сошла на старости лет? Спрашивает внука: «А что ты ей сделал?» В ответ слышит: «Ничего я ей не делал, я хотел с балкона посмотреть, а она сначала рычала, а потом…» Бабушка на балкон, там окно распахнуто и стул приставлен. Если б залез и перевесился, - все: этаж-то пятый.

Дальше бабушка мелкому дала по попе, а сама села рыдать в обнимку с собакой. Что он из всей этой истории понял, я не знаю, но отрадно, что у него будут еще лет восемьдесят впереди на размышления, благодаря тому, что собака отступилась от своих принципов.

2. Попытка ускорить разрядку. Представляет собой разовый шлепок или подзатыльник. Совершается обычно в моменты раздражения, спешки, усталости. В норме сам родитель считает это своей слабостью, хотя и довольно объяснимой. Никаких особых последствий для ребенка не влечет, если потом он имеет возможность утешиться и восстановить контакт.

3. Стереотипное действие, «потому что так надо», «потому что так делали родители», так требуется культурой, обычаем и тому подобное. Присуще дисциплинарной модели. Может быть разной степени жестокости. Обычно при этом не вникают в подробности проступка, мотивы поведения ребенка, поводом становится формальный факт: двойка, испорченная одежда, невыполнение поручения. Встречается чаще у людей, эмоционально туповатых, не способных к эмпатии (в том числе и из-за аналогичного воспитания в детстве). Хотя иногда это просто от скудости, так сказать, арсенала воздействий. С ребенком проблемы, что делать? А выдрать хорошенько.

Для ребенка также эмоционально туповатого оно не очень травматично, ибо не воспринимается как унижение. Ребенка чувствительного может очень ранить.

Вообще этот тип мы не очень хорошо знаем, потому что к психологам такие родители не обращаются, в обсуждениях темы не участвуют, ибо не видят проблемы и не задумываются. У них «своя правда». Как с ними работать не очень понятно, потому что получается сложная ситуация: общество и государство вдруг стали считать такое неприемлемым и готовы чуть ли не забирать детей. А люди реально не видят, из-за чего сыр-бор и говорят «чего с ним будет?». Часто и сам ребенок не видит.

4. Стремление передать свои чувства, «чтоб он понял, наконец». То есть насилие как высказывание, как акт коммуникации, как последний довод. Сопровождается очень сильными чувствами родителя, вплоть до измененного состояния сознания «у меня в глазах потемнело», «сам не знаю, что на меня нашло» и прочее. Часто потом родитель жалеет, чувствует вину, просит прощения. Ребенок тоже. Иногда это становится «прорывом» в отношениях. Классический пример описан Макаренко в «Педагогической поэме».

Не может быть сымитировано, хотя некоторые пытаются и получают в ответ лютую и справедливую ненависть ребенка в ответ. Отдельные особи еще и себя потом делают главными бедняжками с текстом: «Посмотри, до чего ты довел мамочку». Но это уже особый случай, деформация личности по истероидному типу.

Часто бывает на фоне переутомления, нервного истощения, сильной тревоги, стресса. Последствия зависят от того, готов ли сам родитель это признать срывом или, защищаясь от чувства вины, начинает насилие оправдывать и выдает себе индульгенцию на насилие «раз он слов не понимает». Тогда ребенок становится постоянным громоотводом для родительских негативных чувств.

5. Неспособность взрослого переносить фрустрацию. В данном случае фрустрацией становится несоответствие поведения ребенка или самого ребенка ожиданиям взрослого. Часто возникает у людей, в детстве не имевших опыта защищенности и помощи в совладении с фрустрацией. Особенно если они возлагают на ребенка ожидания, что он восполнит их эмоциональный голод, станет «идеальным ребенком».

При столкновении с тем фактом, что ребенок этого не может и/или не хочет, испытывают ярость трехлетки и себя не контролируют. Ребенка вообще-то страстно любят, но в момент приступа люто ненавидят, то есть смешанные чувства им не даются, как маленьким детям. Так ведут себя нередко воспитанники детских домов или отвергающих родителей. Иногда это психопатия.

На самом деле этот вид насилия очень опасен, так как в приступе ярости и убить можно. Собственно, именно так обычно и калечат, и убивают. Для ребенка оборачивается либо виктимностью и зависимостью, либо стойким отторжением от родителя, страхом, ненавистью.

6. Месть. Не так часто, но бывает. Помнится, был фильм французский, кажется, где отец бил сына как бы за то, что неусердно занимается музыкой, а на самом деле, - мстил за то, что из-за детской шалости ребенка погибла его мать. Это, конечно, драматические навороты, обычно все прозаичнее. Месть за то, что родился не вовремя. Что похож на отца, который предал. Что болеет и «жизнь отравляет».

Последствия такого поведения печальны. Аутоагрессия, суицидальное поведение ребенка. Если родитель так сильно не хочет, чтобы ребенок жил, он чаще всего слушается и находит способ. Ради мамочки. Ради папы. В более мягком варианте становится старшим и утешает, как в том же фильме. Реже — ненавидит и отдаляется.

7. Садизм. То есть собственно сексуальная девиация (отклонение). Вряд ли это новая мысль, но порка очень похожа символически на половой акт. Обнажение определенных частей тела, поза подставления, ритмичные телодвижения, стоны-крики, разрядка напряжения. Не знаю, проводились ли исследования, как связана склонность физически наказывать детей (именно пороть) и степень сексуального благополучия человека. Мне вот сдается, что сильно связаны. Во всяком случае, самые частые и жестокие порки наблюдались именно в тех обществах и институтах, где сексуальность была наиболее жестко табуирована или регламентирована, в тех же монастырских школах, частных школах, где традиционно преподавали люди несемейные, закрытых военных училищах и так далее.

Поскольку в глубине души взрослый обычно прекрасно знает, в чем истинная цель его действий, городятся подробные рационализации. А поскольку удовольствия хочется еще и еще, строгость усиливается все больше, чтобы всегда был повод выпороть. Все это описано, например, в воспоминаниях Тургенева о детстве с мамашей-садисткой. Так что, если кто с пеной у рта доказывает, что бить надо и правильно, и начинает еще объяснять, как именно это делать, да чем и сколько, как хотите, а у меня первая мысль, что у него проблемы на этой самой почве.

Самый мерзкий вариант - когда избиение подается ребенку не как акт насилия, а как, так сказать, акт сотрудничества. Требуют, чтобы сам принес ремень, чтобы сказал потом «спасибо». Говорят: «Ты же понимаешь, это тебе во благо, я тебя люблю и не хотел бы, я тебе сочувствую, но надо». Если ребёнок поверит, система ориентации в мире у него искажается. Он начинает признавать правоту происходящего, формируется глубокая амбивалентность с полной неспособностью к нормальным отношениям, построенным на безопасности и доверии.

Последствия разные. От мазохизма и садизма на уровне девиаций до участия в рационализациях типа «меня пороли — человеком вырос». Иногда приводит к тому, что подросший ребенок убивает или калечит своего мучителя. Иногда обходится просто лютой ненавистью к родителям. Последний вариант самый здоровый при подобных обстоятельствах.

8. Уничтожение субъектности. Описано Помяловским в «Очерках бурсы». Цель - не наказание, не изменение поведения и даже не всегда получение удовольствия. Цель - именно сломать волю. Сделать ребёнка полностью управляемым. Признак такого насилия - отсутствие стратегии. У Помяловского те дети, которые весь семестр старались вести себя и учиться хорошо и ни разу не были наказаны, в конце были жестоко пороты именно потому, что «нечего». Не должно быть никакого способа спастись.

В менее радикальном варианте, представленом во всей дисциплинарной модели, тот же Локк говорит буквально: «Волю ребенка необходимо сломить».

Чаще всего встречаются пункты 3 и 4. Реже 5 и 6, остальное еще реже. На самом деле 2 тоже, думаю, часто, просто про это не говорят, поскольку оно не выглядит проблемой и, наверное, ею и не является.

А вообще, по данным опросов, половина россиян используют физические наказания детей. Такой вот масштаб проблемы.

«Не хочу бить!», - что делать?

Бороться с «жестоким обращением с детьми» сегодня тьма желающих, а вот помогать родителям, которые хотели бы перестать «воспитывать» подобным образом мало кто хочет и может.

Я безмерно уважаю тех родителей, которые, будучи сами биты в детстве, стараются детей не бить. Или хотя бы бить меньше. Потому что их Внутренний родитель, тот, который достался им в наследство от родителей реальных, считает, что бить можно и нужно. И даже если в здравом уме и твердой памяти они считают, что этого лучше не делать, стоит разуму ослабить контроль (усталость, недосып, испуг, отчаяние, сильное давление извне, например, от школы), как рука «сама тянется к ремню». И им гораздо труднее себя контролировать, чем тем, у кого в «программе» родительского поведения это не записано и ничего никуда не тянется. Если им все же удается контролировать себя, - это здорово. То же относится к крику, молчанию, шантажу и так далее.

Итак, что же делать родителям, которые хотят «завязать»?

Первое - запретить себе фразы типа «ребенок получил ремня». Особенно меня передергивает от «ему по попе прилетело». Это языковая и ментальная ловушка. Никто сам по себе ничего не получал. И уж точно никому ничего от мироздания не прилетало. Это вы его побили. И под видом «юмора» пытаетесь снять с себя ответственность. Как кто-то написал: «он совершил проступок и получил по попе, - это естественные последствия». Нет. Это самообман. Пока вы ему предаетесь, ничего не изменится. Как только научитесь хотя бы про себя говорить: «Я побил (а) своего ребенка», -удивитесь, насколько вырастет ваша способность к самообладанию.

То же самое с фразами типа «без этого все равно нельзя». Не надо обобщать. Научитесь говорить: «Я пока не умею обходиться без битья». Это честно, точно и обнадеживает.

В той книжке, про трудное поведение, которую я цитировала, главная мысль такая: ребенок, когда делает что-то не так, обычно не хочет плохого. Он хочет чего-то вполне понятного: быть хорошим, быть любимым, не иметь неприятностей и так далее. Трудное поведение - просто плохой способ этого достичь.

Все то же самое справедливо по отношению к родителям. Очень редко кто ХОЧЕТ мучить и обижать своего ребенка. Исключения есть, это то, о чем шла речь в пункте 8, с оговорками - 6 и 7. И это очень редко.

Во всех других случаях родитель хочет вполне хорошего или, по крайней мере, понятного. Чтобы ребенок был жив-здоров, чтобы вел себя хорошо, чтобы не нервничать, чтобы иметь контроль над ситуацией, чтобы не стыдиться, чтобы пожалели, чтоб все как у людей, чтобы разрядиться, чтобы хоть что-то предпринять.

Если понять про себя, чего ты на самом деле хочешь, когда бьешь, какова твоя глубинная потребность, то можно придумать, как удовлетворить эту потребность иначе.

Например, отдохнуть, чтобы не надо было разряжаться.

Или не обращать внимания на оценки посторонних, чтобы не стыдиться.

Или убрать какие-то опасные ситуации и вещи, чтобы ребенку не угрожала опасность.

Или что-то превратить в игру, чтобы контролировать ситуацию весело.

Или сказать о своих чувствах ребенку (супругу, подруге), чтобы быть услышанным.

Или пройти психотерапию, чтобы освободиться от власти собственных детских травм.

Или изменить свою жизнь, чтобы не ненавидеть ребенка за то, что она «не удалась».

Привычка эмоционально разряжаться через ребенка — это просто дурная привычка, своего рода зависимость. И эффективно справляться с ней нужно так же, как с любой другой вредной привычкой: не «бороться с», а «научиться иначе». Не «с этой минуты больше никогда», - все знают, к чему приводят такие зароки, а «сегодня хоть немного меньше, чем вчера», или «обойтись без этого только один день» (потом «только одну неделю», «только один месяц»).

Не пугаться, что не все получается. Не сдаваться. Не стесняться спрашивать и просить помощи. Держать в голове древнюю мудрость: «Лучше один шаг в правильном направлении, чем десять в неверном».

И помнить, что почти всегда дело в собственном Внутреннем ребенке, обиженном, испуганном или сердитом. Помнить о нем и иногда, вместо того чтобы воспитывать своего реального ребенка, заняться тем мальчиком или девочкой, что бушует внутри. Поговорить, пожалеть, похвалить, утешить, пообещать, что больше никому не дадите его обижать.

Это всё происходит не быстро и не сразу. И на этом пути нужно очень друг друга поддерживать супругам, и знакомым, и просто всем, кого считаете близкими.

Зато, если получается, выигрыш больше, чем все сокровища Али-бабы. Приз в этой игре - разрыв или ослабление патологической цепи передачи насилия от поколения поколению. У ваших детей Внутренний родитель не будет жестоким. Бесценный дар вашим внукам, правнукам и прочим потомкам до не знаю какого колена.

Благотворительная лекция Людмилы Петрановской прошла в поддержку фонда “Волонтеры в помощь детям-сиротам” . Сегодня у фонда множество программ по четырем основным направлениям – профилактика социального сиротства, помощь детям в учреждениях, содействие семейному устройству, работа над изменением законодательства, общественного мнения и всей системы коллективных учреждений для детей-сирот. Мы выкладываем запись лекции по согласию автора и за пожертвования, которые можно сделать на сайте фонда: https://www.otkazniki.r u/donation/

95% того, чему учат в школе – неактуально

Есть такое выражение: генералы всегда готовятся к прошлой войне. К родителям и педагогам это относится еще больше. Родители воспитывают детей в сегодняшнем дне. Когда мы думаем о том, чтобы было хорошо нашим детям, мы смотрим вокруг, анализируем окружающую действительность и из этого делаем выводы о том, чему их учить, чему не учить, куда направлять. Но при этом мы редко думаем, что к тому времени, как наши дети вырастут, сегодняшний день будет для них позавчерашним.

Но даже родителям тут даст очень много очков вперед школа, которая уже сегодня готовит детей к позавчерашнему дню. Уже сегодня 95% того, что учат дети в школе, на что там тратятся их время и силы, неактуально, нерелевантно даже сегодняшнему дню, не говоря уже про будущее. Это такой парадокс воспитания, что в каких-то других сферах мы планируем вперед, занимаемся стратегическим планированием, думаем, что будет дальше, а когда дело касается воспитания детей, мы как будто забываем про то, что время – идет, а жизнь – меняется.

За десять лет исчезнут 15% ныне существующих профессий

По прогнозам, за ближайшие десять лет исчезнет от 12 до 15% ныне существующих профессий. Ваши дети еще не вырастут, многие из них еще школу не закончат, а уже не будет 12-15% обычных, базовых профессий, которые сейчас есть вокруг нас. Мы с трудом можем представить, что будет через 20 лет, когда уже точно все ваши дети вырастут.

Современный мир отличается огромной скоростью изменений. Все помнят, когда у вас появился первый личный компьютер? А первый мобильный телефон? И в нашем зале уже есть люди, которые не помнят, как этого не было, не представляют, как могло не быть.

Вы никогда не задавали себе вопрос, почему часто действия многих остросюжетных сериалов происходят не в современном мире, а хотя бы в 80-е годы? Очень просто: если мы представим себе, что у героев есть мобильные телефоны, задача остросюжетности усложняется на порядок. Режиссеры просто переносят действие в те времена, когда нет мобильных телефонов. И сразу полно движухи: этот потерялся, этот ищет его, этот не знает, где он, этот не сказал, этот не понял.

А что делать сейчас, если у всех мобильники? Нужно придумать какую-то искусственную ситуацию, что, например, герой попал в какую-то зону, где нет сигнала или его заглушили инопланетяне. И так в десяти фильмах подряд.

Мобильный телефон – это не просто какая-то техническая штучка – она меняет нашу жизнь, наши отношения, например, с детьми, которые теперь растут в ситуации непрерывного контроля. Раньше ваши родители знали, что вы делаете целый день? А сейчас кто из вас готов смириться с тем, что вы до вечера не будете знать, где находится ваш ребенок, что он делает, надел ли шапочку, покушал ли?

Мамочка пишет в WhatsApp: «Ты шапочку надел?» Он отвечает: «Надел». Она снова пишет: «Сделай селфи и скинь».

Дети во многом разбираются лучше взрослых

Насколько сильно меняет жизнь интернет? Во всех смыслах, начиная от возможности удаленной работы, заканчивая тем, что мы больше не можем контролировать, что и когда узнает наш ребенок.

Некоторые спрашивают психологов: «С какого возраста можно разрешить ребенку завести страницу в соцсетях?» Ребята, он у вас забыл спросить! Он за минуту на перемене с телефона одноклассника все заведет, везде зайдет, куда захочет, а вы даже не будете знать.

Да и вообще ребенок в этом разбирается лучше вас.

Это тоже очень интересное новое явление – у нас сейчас дети часто разбираются в чем-то лучше, чем взрослые. Никогда в истории человечества такого не было, а сейчас это норма.

И в ситуации таких быстрых изменений, такой непредсказуемости, такой многозначности взрослые нервничают, они не знают, что будет дальше. Не случайно сейчас так популярны футурологи, которые пытаются понять, что же будет дальше. Когда родители нервничают, они начинают давить на детей, требуя от них соответствия будущему, о котором мы не знаем.

Мне кажется, это особенность нашего времени: с одной стороны, мы понимаем, что не можем предугадать будущее, с другой стороны, мы переживаем. Но переживать из-за будущего невозможно, потому что невозможно переживать из-за того, чего не знаешь!

Поэтому мы переживаем из-за того, что можем себе представить. Как он сдаст ЕГЭ, усваивает ли те 95% ненужного материала школьной программы, выучил ли он это, запомнил ли другое. Беспокойство находится в очень древних слоях мозга, это такая инстинктивная программа, реакция на стресс, а сверху надстроен умный кортикальный мозг, который не любит когнитивного диссонанса, когда мы беспокоимся непонятно из-за чего. Мозг немедленно начинает искать причину, подгонять задачку под ответ. И – вот оно, надо беспокоиться из-за ЕГЭ. Хоть какая-то логика.

Есть много возможностей доверстать свое образование

Я сейчас очень много общаюсь с людьми из России, которые переехали в Европу с детьми и ходят в местные школы. Обе стороны обалдевают друг от друга.

Говорят, швейцарское министерство образования проводит специальное совещание, где обсуждает, что делать с русскими мамами. Им дали название «мама-вертолет». Это мама, которая, как квадрокоптер, нависает над ребенком и следит за ним, беспокоится.

При этом моя молодая коллега, которая уехала в Европу несколько лет назад, говорит, что там вообще другое отношение к образованию: сразу после школы в университеты идут либо ярко выраженные интеллектуалы-ботаники, которые будут заниматься исследованиями, либо дети богатеньких родителей, у которых это вариант продления детства.

Все остальные предпочитают сначала поработать и осмотреться какое-то время или, работая на низкоквалифицированных работах, поездить по миру. Побывать в качестве ассистентов и помощников в разных сферах, потом идут в какой-то бакалавриат. После его окончания год или несколько лет работают, а потом идут в магистратуру, иногда по другой специальности.

На первом курсе бакалавриата сидят рядом бывшие школьники, и те, кому 30 и те кому 50. И это нормально. У человека раньше не было возможности, или он еще не понимал. что это его.

Но мы держимся упорно: если детка не поступила после школы в университет – жизнь не удалась, я плохая мать, вообще все ужасно, катастрофа, «дворником будет!».

Прогнозы сейчас говорят о том, что дети, рожденные в новом веке, после 2000 года, с большой вероятностью будут жить 100-120 лет, если ничего не случится катастрофического. А вы им выносите мозг из-за контрольной по химии.

Иногда просто, может, поговорить с ребенком о том, что ему жить 120 лет, чтобы он не планировал прыгнуть с крыши из-за плохого экзамена или несчастной любви? Может, поговорить с ним о том, что впереди у него еще долгая жизнь, и все это еще 10 раз изменится, и, если он захочет выучить химию (вдруг она ему понадобится), это возможно.

Посмотрите, какое сейчас огромное количество возможностей доверстать свое образование, если в свое время вы его не получили. И это модель, к которой мы будем двигаться. Мы будем учиться не раз и на всю жизнь, а в течение всей жизни учиться и переучиваться много раз.

А мы пытаемся прививать детям взгляды наших родителей

Еще пример. Как много внимания мы уделяем иностранным языкам. Действительно, в современном мире без английского никуда. Плохое знание языка нашу науку очень сильно тормозит, потому что у нас среднестатистический соискатель кандидатской степени иногда не может прочитать современные статьи.

Но, судя по всему, нас отделяет пять, максимум десять лет от очень хорошо работающего синхронного google-переводчика, после чего все эти часы и годы, потраченные на английский язык, будут просто не нужны. Да, google-переводчик не позволит вам никогда читать Шекспира в подлиннике, наслаждаясь, но какой процент вроде бы знающих английский сейчас это делает? А кто-то все равно будет, почему нет.

Экзотические хобби у людей всегда останутся. Через 15-20 лет экзотическим хобби станет умение водить автомобиль, так же как сейчас кому-то нравится и он на лошадке умеет кататься. Люди ищут специальные места, где этому учат и берут за это деньги немаленькие, и катаются для удовольствия. А когда-то было ненормально, чтобы люди не умели скакать на лошади.

В этой ситуации мы занимаемся тем, что по-прежнему переживаем за детей и пытаемся прививать им те же взгляды, те же представления о том, что правильно, что лучше, что хуже, какие были у наших родителей, у наших предков.

Когда у вас слишком крутая лестница, вы инстинктивно хватаетесь за перила. Когда происходит слишком быстрый темп изменений, люди инстинктивно хватаются за ностальгию и думают: «Вот как хорошо было раньше». Слышали ностальгические: «Вот раньше в советской школе хорошо учили», «А вот раньше там дети слушались родителей», «А вот раньше дети уважали», «А вот раньше дети книжки читали»? Психологически это очень понятно.

Другой вопрос: ты ностальгируй – не ностальгируй, а линия времени идет в одном направлении. Конечно, может быть, у нас случится всемирная религиозная фундаментальная революция и мы все будем ходить в паранджах, или случится ядерная война, и мы будем силками ловить кроликов двухголовых и разжигать от солнца костер, но это уже совсем форс-мажор. Но мы все-таки надеемся на лучший вариант, что у всех хватит мозгов до такого не довести.

Топ-6 устаревших идей, которые мы до сих пор внедряем в головы детей

Когда я готовилась к лекции, составила список страхов поколения.

Идея №1: Хорошо иметь на всю жизнь надежную профессию

Конечно, есть профессии, которые, наверное, точно не исчезнут. Какие-то врачи все равно будут, но это будут врачи, которые, скорее всего, будут очень мало похожи на сегодняшних. И чтобы таким стать, человеку надо будет переучиваться примерно полностью.

Когда я заканчивала школу и уже тогда хотела поступать на психфак, мне говорили: «А кем ты будешь работать? Ты понимаешь, что психолог – это только работа в клубе тех, кому за 30». Нужно начать с того, что «для тех, кому за 30» – это уже смешно. Тогда был специальный клуб для неликвида, тех, кто не нашел себе пару до 30 лет, и вот только с помощью психолога и специально организованных танцулек они имели шанс на создание семьи. Сейчас народ в 30 лет только чешет затылки: «Жениться – не жениться, выходить замуж – не выходить, или еще подождать», не раньше. Не говоря уже о том, что психологи стали очень востребованы.

Но они же не придумывали, это так и было. У меня были друзья-филологи: жена училась на отделении классической филологии, изучала древнегреческий и латынь, а муж учился на отделении славянской филологии и изучал языки братских народов (это было в советские времена). И пока они учились, было очевидно, что у мужа верный кусок хлеба в руках, потому что переводы разных коммунистических писателей шли, приезжали делегации, это был постоянный объем работы. А она учится какому-то непонятному женскому рукоделию, какой-то дурацкой латыни, которая никому не нужна. Потом случилась перестройка, муж остался без работы, а она была нарасхват, потому что все стали открывать классические гимназии, все желали учить детей латыни.

Идея №2: Нужно копить деньги

Следующее убеждение, доставшееся нам от бабушек, но его мы исповедуем сами и пытаемся внушить детям – нужно откладывать на «черный день», вообще копить деньги. Но что такое в современном мире «копить деньги»? Как? Помните у Агаты Кристи: он ей оставил сколько-то фунтов, она их положила в банк под проценты, жила на них в своем миленьком сельском домике с двумя спаленками и с маленьким садиком возле него, и пила чай у Тиффани иногда.

В современном мире это невозможно, все ставки уже давно отрицательные, а копить и откладывать деньги можно только на какую-то очень короткую перспективу. Дальше что с ними делать? Надо их куда-то вкладывать, а куда – нужно знать. Просто так принести в банк, положить и успокоиться невозможно, в чулок положить еще глупее. Хотя не знаю, что глупее: может, в ситуации банковского кризиса в чулок умнее. Но стратегия «копи деньги и будет тебе счастье» больше не работает.

При этом часто мы приучаем детей к бережливости, к чему-то такому, что тоже часто сегодня не релевантно. В современном мире чаще просто поменять какую-то вещь, чем трястись над тем, чтобы ее не порвать и не испачкать. Это объективнее и правильнее со всех сторон. С экономией, в том числе и денег, времени и прочего, не считая нервов. .

В книжке «SelfMama» я писала лайфхак для работающей мамы. Если у вашего ребенка в школе есть форма, купите в три раза больше одежды, чем ему нужно объективно. Таким образом вы сэкономите свое время и не будете вынуждены стирать и сушить феном эту форму в ночи, в воскресенье или субботу, если вы работали.

У людей шок: как это так? что сказала бы моя бабушка, если бы я купила в три раза больше одежды, чем нужно моему ребенку? Хорошо, садимся, пересчитываем. Сколько стоит лишняя юбка или лишний жилет для вашего ребенка? Сколько стоит ваш рабочий час? Часто это люди, у которых рабочий час стоит больше, чем стоит юбка, но при этом бабушка не велела.

Идея №3: Нужно копить знания и во всем разбираться

Я говорила про «копить деньги», а теперь буду про «копить знания». Человек должен все знать. Ребенок должен все прочитать. «100 книг, которые обязательно должен прочесть ваш ребенок», «100 фильмов, которые обязательно посмотреть». Музеи по списку обязательно, то обязательно, это обязательно. А представление о том, что важно накопить знания, не релевантно вообще в современности.

Объем информации такой, что накопить его невозможно, при этом доступность этой информации такова, что помнить ее нет никакого смысла. Абсолютно нерелевантно. Школа полностью сидит на этом – накопить знания. Широкая образованность, эрудиция 50 лет назад давали конкурентное преимущество, а сейчас единственное, где вы можете это применить – пойти играть в игру в телевизоре.

На самом деле в современном мире – все об этом говорят – гораздо эффективней ориентироваться в море информации, уметь ее добывать, уметь структурировать, уметь различать достоверную информацию и фейк. Где этому учат? Человек сам научится в интернете. Не в школе, не у родителей. Кто-то научится, а кто-то нет.

Идея №4: Нужно все делать хорошо, качественно

Нужно все делать хорошо, не спустя рукава, не тяп-ляп, качественно. Мой дедушка говорил: «Нельзя ничего делать тяп-ляп». Не релевантно. Если в современном мире вы попытаетесь все делать хорошо, вы не долго протянете, честно вам скажу. Задача в современном мире, наоборот, прямо противоположная – уметь ловко и быстро определять, что мы делаем максимально хорошо, что мы делаем приемлемо, а что мы делаем тяп-ляп.

Вот этому как раз школа учит хорошо, потому что задают так много, что сделать все невозможно. Если родители не выносят детям мозг со своей стороны и не требуют этого безумия, чтобы рефераты по москвоведению были написаны на 5 баллов самостоятельно после изучения литературы.

Кто постарше, помните типичный объем домашних заданий, например, в начальной школе? Три примера и одно упражнение. Вы посмотрите, что сейчас задают! Эта ситуация учит детей как раз делать выбор, но важна позиция родителей: стоят ли они, нависают, что все нужно делать хорошо, а потом жалуются, что ребенок 5-6 часов сидит за уроками, с неврозом, с истерикой.

Или они говорят ребенку, что в этой ситуации все сделать невозможно, давай, ориентируйся, разбирайся, что можно сократить, а что нужно сделать качественно, давай я тебе помогу. Необходимая компетенция в современном мире – ранжировать задачи: что нужно делать на совесть, что нужно делать на уровне «сойдет», что нужно делать, лишь бы отвязались.

Идея №5: Нужно стараться, чтобы усердием добиться успеха

Еще одна важная истина, которую считали незыблемой наши бабушки и дедушки, что все хорошее дается тяжелым трудом, ты должен стараться и усердием добьешься результата.

Что мы видим вокруг? Вокруг мы видим успешных людей, многие из них очень много работают. Можно ли их работу назвать словами «усердие», «трудом добиваются»?

Они работают, как подорванные, потому что это их прет, им нравится, они в своем потоке. А кто-то вообще случайно добивается успеха, а кто-то добивается успеха, явно не в соответствии с усилиями.

Почему владелец Facebook стал очень богатым человеком, а владельцы других систем, которые, может, даже были получше, оказались купленными Facebook? Достаточно случайно, был удачный момент, как-то так сложилось. Дети же не дураки, они видят, что в современном мире усердность вовсе не равна успеху, а мы продолжаем требовать от них усидчивости и усердности как главных качеств.

Идея №6. Вверх по карьерной лестнице

Карьера в современном мире все меньше носит вертикальный характер, характер в иерархиях. То, что было всегда –шаг за шагом, ступенька за ступенькой: побыл рабочим, потом бригадиром, потом начальником цеха и так далее. Ты должен попасть в крупную иерархию, в крупную корпорацию, в какую-то крупную структуру, и там ступенечка за ступенечкой карабкаться выше. И если ты не попадаешь в эту иерархию, то у тебя особых шансов нет.

Что мы видим в современном мире, благодаря связности? Снова появилась горизонтальная карьера. Когда в последний раз она была? Средневековье, город мастеров, ты не делаешь карьеру в корпорациях, ты просто лучше всех делаешь горшки или плетешь коврики, про тебя идет слава, что так, как ты, не делает никто.

И ты делаешь свою горизонтальную карьеру, ты не становишься начальником всех горшечников, ты просто делаешь самые крутые горшки, и к тебе приезжают со всех окрестных городов, твои горшки растут в цене, и ты максимум берешь людей в подмастерье, они делают что-то похожее, но все равно не такое же, как ты. Вот это горизонтальная карьера. Современный мир делает это очень возможным.

У меня был очень пожилой родственник, которому на момент перестройки было за 70 лет. Он всю жизнь работал в каком-то маленьком отделе в таможенной службе СССР и колупал там какое-то морское таможенное право. Когда железный занавес упал, выяснилось, что таких специалистов нет вообще.

После чего все ведомства и министерства валялись у него в ногах, его буквально были готовы носить на руках из квартиры в машину, а потом в кабинет поднимать, чтобы только он не ушел на пенсию. Так случилось, что на несколько лет он оказался единственным специалистом в России вообще в какой-то области этого самого права. Сидел человек тихо всю жизнь на маленькой министерской должности, и вдруг в одночасье, в силу не зависящих от него процессов, оказался гипервостребованным специалистом.

Концепция карьеры в современном мире не про то, что ты обязательно принадлежишь к чему-то большому и внутри этой структуры карабкаешься, а в том, что ты знаешь что-то особое и уникальное. Ты можешь быть специалистом по вышиванию крестиком методом древних шумеров – от балды сейчас говорю – и в принципе людей, которых интересует вышивание крестиком методом древних шумеров, на всей земле, может быть 500 человек среди 7,5 миллиарда.

Раньше у тебя не было ни единого шанса этим зарабатывать, ты должен был работать где-то, а своими крестиками с шумерами заниматься по ночам у себя на кухне. Сейчас, если ты окажешься мастером, который обалдеть как вышивает крестиком по-шумерски, благодаря связности и интернету ты сможешь этим зарабатывать: будешь для этих 500 человек проводить вебинары, мастер-классы, они будут к тебе ездить за консультацией, покупать твои изделия.

Я помню одну совершенно потрясающую консультацию, которая у меня была с мамой шестнадцатилетнего мальчика. Она очень сердилась на него, что он прогуливает школу, не делает уроки, плевать хотел на ЕГЭ и так далее. В общем, пришла с таким текстом, что он у меня такой лентяй, он ничего не делает, вообще не знаю, как он будет жить, какой-то кошмар.

Я начала выяснять, а что он делает, когда не делает уроки, слово за слово выясняется, что мальчик сочиняет музыку для компьютерных игр, зарабатывает примерно три тысячи евро в месяц, востребован в Австралии, в Канаде, где-то еще. И почему-то он не хочет в школу ходить и недостаточно усердно читает роман «Война и мир».

Если мы требуем от ребенка все делать качественно, у него не будет шанса стать в чем-то лучшим

Это только то, что мне навскидку пришло в голову. Я думаю, что если вы подумаете, то вспомните примеры незыблемых истин, которые мы внедряем в голову детей, а они уже не соответствуют реальному положению дел. У нас просто не хватает скорости анализа и критичности мышления, чтобы это успевать сообразить. Нам проще по инерции где-то двигаться. В принципе, в этом ничего страшного нет, все родители такие, мы тут с вами не оригиналы, если мы не проявляем излишнего усердия.

Но проблема современных родителей, что они часто относятся к этому делу с неимоверным усердием, они так прессуют детей для того, чтобы подготовить их к миру – я напоминаю, к тому миру, который в момент взрослости их детей станет позавчерашним, – они настолько не могут смириться с тем, что их ребенок не будет знать английского в семь лет, не будет читать в пять, не будет еще что-то.

Сейчас чего только нет, и у многих детей такой образ жизни, что в пять лет у ребенка нет времени, чтобы играть. С одного занятия он идет на другое, с другого на третье. При этом если ребенок сам чем-то занимается, это часто не вызывает у родителей никакого уважения: «Это его глупость, ладно, немножко поиграй, между уроками и занятиями по дополнительному английскому».

Хотя опять, мы понимаем, что у него есть шансы как раз сделать карьеру за счет того, что ему интересно. И опять же, ребенку нужно уважение к тому, что ему интересно, в чем он станет настоящим мастером. Это как раз вопрос выбора: что делать качественно, а что тяп-ляп. Если мы требуем от ребенка все делать качественно, то у него не будет шанса стать в чем-то лучшим, а в современном мире именно это залог успеха, а не равномерное «все как следует».

В итоге давление родителей и школы (конечно, тут школа родителям еще фору даст) приводит к тому, что дети приходят к чувству, что у них отобрали пульт управления их жизнью, и они сами не решают за себя ничего, их только туда-сюда, туда-сюда. Считается, что это все очень развивающая среда, но у детей иногда нет свободного времени просто полежать, просто почитать, просто поболтать с друзьями. Просто посмотреть на облака и на погоду.

Почему-то считается очень круто, когда у человека нет на это времени, когда у него нет времени просто подумать, просто поразмышлять, просто почувствовать, погрустить глядя на дождь, например. Невозможно, потому что у него через пять минут то, а еще через десять это, а еще нужно сделать задание на завтра по этому, этому и этому.

Когда ребенок чувствует себя пешкой, он устраивает пассивное сопротивление

В результате, как только ребенок обнаруживает для себя – а это обычно происходит в подростковом возрасте – что он может просто сказать «нет» и ему ничего не сделают, он ровно это и делает. Как только он обнаруживает для себя метод итальянской забастовки «лягу на диван и не встану с него» – он ровно это и делает. Как только он обнаруживает для себя возможности, например, запереться в комнате и сказать, что он боится выходить – он ровно это и делает.

Сейчас появилось целое стихийное бедствие таких «новых обломовых». В Японии их называют «затворниками». Молодые люди запираются в комнате, никуда не ходят и ничего не делают, не учатся, не работают, не общаются ни с кем, в лучшем случае сидят в компьютере, а иногда просто спят.

Молодой человек не учится, не работает, ничего не делает. Нельзя даже сказать, что он прогуливает школу потому, что он тусит с друзьями. Нет, он и с друзьями не тусит, он вообще ничего не делает.

Почти каждый раз, когда у родителей спрашиваешь, что было раньше, там в анамнезе история бурного раннего развития, когда ребенка таскали, учили, втискивали в его голову и то, и сё, пятое-десятое. И столько было ожиданий, такой способный мальчик, такая подающая надежду девочка, такой интересный ребенок, нужно ему побольше дать, потому что у него столько талантов, все их надо развить.

И ребенок годами живет в этом состоянии, когда у него забран пульт управления, он чувствует себя какой-то пешкой, которую переставляют. В какой-то момент он становится подростком, у него происходит кризис идентичности и он понимает, что единственный его способ вернуть свою субъектность, вернуть себе свое управление – это просто забастовка. Знаете, как протестующие сторонники ненасилия садятся на асфальт, сцепляются между собой руками и предоставляют полиции их растаскивать. Они не дерутся, не убегают, а вот так вот, пассивным сопротивлением выражают свою волю. Так же ребенок.

Какие качества будут нужны детям в будущем?

При этом весь современный мир требует прямо противоположного – вовлеченности, увлеченности, живости. Специалисты выделяют четыре компетенции, которые будут наиболее нужны детям в том мире, который наступает и уже наступил частично. Их называют четыре «К»: коммуникация, кооперация, креативность и критическое мышление. Я сейчас медленно назову еще раз, а вы про каждое подумайте, как с ними обходится наша сегодняшняя школа.

Коммуникация. Что происходит, когда у нас дети общаются на уроке, учим ли мы их разнообразным способам общения? Я как-то проводила тренинг с учителями, и там были молодые ребята, не изовравшиеся полностью. И когда мы с ними делали такое упражнение – каким мы хотим видеть ребенка на уроке, они прямо сказали «немым и парализованным». Завуч или директор никогда вам такого не скажет, они скажут: «Мы хотим, чтобы у детей развивалась личность, чтобы они были активными гражданами». «Петров, рот закрой и сядь». Какая коммуникация?

Многие родители с претензией говорят: «Да он в школу ходит, чтобы тусить и общаться». Господи, хоть кто-то в школу ходит, чтобы учиться тому, чему правда надо учиться! Дети вообще очень изобретательны, им можно создать абсолютно не подходящую для обучения атмосферу, они все равно найдут, как там поучиться. Они очень любят учиться.

Кооперация – способность согласованно действовать вместе с другими людьми, добиваясь синергии ресурсов. Учит наша школа этому? Много вы знаете примеров, когда в школе есть работа по группам? Представьте себе, что подготовка к какой-нибудь контрольной или зачету была бы такой: мы бы сделали группу детей и сказали: «Вы, пятеро, будете группой, ваша задача к завтрашнему дню – представить решение этих задач». И эти пять детей идут к кому-то домой или где-то в уютном уголке школы садятся и начинают совместно работать над решением этих задач. При этом дети разные, у них разный уровень подготовки, разный уровень знаний.

Знаете, что наши учителя говорят, когда им предлагаешь такое? «А как я узнаю, что он не списал? А как я узнаю, что это он сам решил, а не вот этот ему решил?» Слушайте, взрослые так и делают. Если вы посмотрите, как организована работа в вашей фирме, в вашем отделе, в вашей небольшой компании, где бы вы ни работали, там так и есть: перед группой ставится задача, группа идет, распределяет, один придумывает, другой аккуратно записывает, третий критикует. Четвертый всех подбадривает и рассказывает, какие мы молодцы. А пятый кофе приносит, и это тоже нужно.

И взрослым мы почему-то позволяем так работать. Хотя понятно, почему: взрослые работают за деньги, и если мы не будем использовать эффективные методы работы, то разоримся, а это эффективный метод работы. Кооперация предусматривает распределение обязанностей в связи с ключевыми компетенциями, особенностями, и согласованность действий. Когда все идут строем и ими командует кто-то один – это не кооперация.

Учит у нас школа кооперации? Да для них это крамола, пойдите предложите такую какую-нибудь форму работы. Сразу идет то, что я вам сказала: «А как мы узнаем, а как мы уличим, что он на самом деле сам не решил?» Да, он сам не решил, но он создавал атмосферу. И когда другой решил и ему объяснил – он понял лучше, чем когда учитель говорил.

Креативность. Креативность мы в детях поощряем? Ну, да, когда мы задали тему: «Сейчас все рисуем Новый год», то ребенок, конечно, «выбирает»: он на елочке нарисует сосульки или шарики. Это креативность у нас. Насколько мы готовы к тому, что ребенок имеет право нарисовать что-то совсем другое? Например, нарисовать одного себя, сидящего на стуле, и сказать: «Это мой Новый год, потому что мне на Новый год будет грустно и одиноко». Учитель к школьному психологу отправит сразу же, немедленно наказание последует за такую креативность.

Что мы скажем, если ребенок сделает по-другому, если он какую-то другую форму выберет, чтобы показать свою мысль? На самом деле поощряется имитация креативности, в узких рамках, «тут узорчик можно чуть по-другому нарисовать». Реальная креативность – это взлом рамок, это взлом шаблонов, это «сделать так, как никто до меня не делал». Да вы что! Если ребенок напишет сочинение так, как никто до него не писал, он не получит ничего хорошего.

И наконец, критическое мышление. Развиваем мы в детях критическое мышление? Упаси Боже, если бы у них появилось критическое мышление, то они бы встали и ушли из этой школы в тот же день. И это не только про детей, но и про взрослых. Людьми без критического мышления управлять просто, поэтому все направлено на то, чтобы оно не случилось, а если случится где-то, то надо скорее затоптать.

Самые ценные вещи, которые родители могут дать детям

Смотрите, странная ситуация, даже если мы знаем, куда рулить, то рулим прямо в противоположную сторону. Бог с ней, со школой, школа – это отдельная наша боль. Давайте подумаем про себя как про родителей. Если мы понимаем все то, о чем мы говорили только что, как вам кажется, чем главным нужно снарядить ребенка в этот мир?

Помните, Д’Артаньяна мама собирала, папа ему дал коня, сказал, дерись со всеми, кто не успеет убежать, мама облила слезами, дала ему кусок хлеба в узелочке. Какой узелочек мы должны были бы собрать своим детям после того, о чем мы с вами говорили? Как вам кажется, что самое ценное мы можем им дать?

Фундаментальные жизненные ценности

Вообще понимание о том, что ценности есть. Мы живем в мире постмодерна, где количество этой неопределенности, непредсказуемости, двусмысленности таково, что кажется, и ценностей никаких не осталось, добра и зла нет, никакого «хорошо и плохо» нет. И многие дети сейчас растут в этом, действительно, невнятном для них ценностном бульоне, когда непонятно, что хорошо, потому что сами взрослые дезориентированы. Мы сами иногда не очень понимаем, где у нас какие ценности. Не уверены, что имеем право иметь ценности и говорить о них. Что другие имеют право иметь ценности.

Уверенность в себе и доверие к самому себе

Уверенность в себе, опора на себя, то, что называют self. Мне даже ближе выражение «доверие себе», умение чувствовать, что нужно именно тебе, не бояться это признать, не бояться это сказать, не бояться этого добиваться. Именно у того человека, у которого есть доверие к себе, который чувствует, что нужно именно ему, есть гораздо больше шансов сделать ту самую горизонтальную карьеру, найти такое свое вышивание крестиком, в котором он будет лучше всех.

К сожалению, то, о чем мы до этого говорили – «отбирание пульта управления» – больше всего бьет по доверию к себе. Мы очень беспокоимся о детях, мы очень нервничаем, мы хотим тут подстелить соломку, тут предупредить, тут ему сказать, чтобы сюда не ходил, в результате мы, конечно, это доверие к себе катастрофически подрываем.

В целом, если вы посмотрите на свою жизнь и жизнь взрослых людей вокруг, увидите, что ничто не дает такое конкурентное преимущество, как психологическая стабильность и психологическое здоровье. Это гораздо важнее, чем какие-то успехи. Помните, как все умилялись на Юлю Липницкую, когда она на олимпиаде крутилась и прыгала? Результат – у девочки анорексия, девочка ушла из спорта. Ее жизнь не закончилась, слава Тебе Господи, большой спорт не самый прекрасный способ провести свою жизнь и молодость, еще найдет себя. Но сколько было вложено, сколько часов, сколько усилий, сколько стараний. Если нет психологического благополучия, все это бессмысленно. Вы можете сколько угодно вкладывать в человека образование, но если он у вас с депрессией сляжет на диван, где будет это ваше образование? Вы можете выносить ему мозг своими репетиторами, оценками и результатами. Но если он не будет уверен в себе, если его будут мучить неврозы, депрессия, то и смысл в этом всем?

Психологическое здоровье, психологическое благополучие, психологическая устойчивость – то, что обозначается английским словом resilience, то есть способность выдерживать стресс, выдерживать изменения, восстанавливаться после этого – это самое важное качество человека в таком быстро меняющемся мире. Гораздо более важное, чем количество знаний или успешность в той или иной области.

К сожалению, мы, чтобы сейчас добиться успешности, по этой resilience просто бьем и бьем, потому что хотим, чтобы прямо сейчас ребенок сделал то, что нам нужно, и показал те результаты, которые нам нужны.

Родительскую поддержку

Если мы выпускаем ребенка в мир такой неопределенности и непредсказуемости, из этого автоматически следует, что он будет совершать ошибки. Это просто вшитая опция, в этом мире невозможно не совершать ошибки. И здесь нам нужно очень сильно работать над своим собственным отношением к ошибке как к беде, как к вине, как к чудовищному происшествию. Это проблема нашей культуры, что мы относимся к ошибке как к беде и к вине, не думая о том, что, собственно говоря, ошибка – это просто показатель того, что человек учится чему-то новому.

Думали когда-то об этом? Если вы делаете что-то без единой ошибки, о чем это говорит? Что вы уже умеете это делать. Когда вы делаете утром яичницу, вы, скорее всего, не совершаете никакой ошибки, потому что это автоматическое действие, которое вы сделали. Результатом его не является ваше обучение, результатом его является яичница, которую вы съели. Вы ничему не научились в результате, вы не для этого ее делали.

Если человек что-то делает без ошибок, значит, он в это время ничему не учится. Если он что-то делает с ошибками, значит, осваивает новую деятельность. Пока мы не начнем относиться к ошибке как к точке роста, как к неминуемой составляющей ситуации обучения и развития, будем гнобить детей за ошибки, будем расстраиваться и разрушаться от их ошибок.

Я не имею в виду ошибку орфографическую, хотя многие и из-за этого ухитряются разрушаться. Говорю про ошибку с выбором института, ошибку с выбором профессии, ошибку с выбором, на что забить, а что делать. Люди будут ошибаться, это естественно, и нужна огромная родительская поддержка, чтобы ребенок знал, что после любой ошибки он может сделать выводы и продолжать. Что никакая ошибка не будет основанием для того, чтобы мы сказали: «Ты меня разочаровал, ты разбил мне сердце, я несчастлив в своем родительстве».

Свободу выбора, самостоятельность

Свобода выбора и самостоятельность – это вообще самое сложное, потому что мы видим, что современная цивилизация атакует свободу выбора. Мы видим, что нам нужно все больше безопасности. Мобильные телефоны – это еще цветочки, потом будут чипы при рождении вживлять, чтобы точно знать, где ребенок находится, и в случае чего остановить его от нежелательных действий.

В этой ситуации мы каким-то образом должны прививать ребенку любовь к свободе, страсть к свободе и умение пользоваться своей свободой. Это сложная задача, мы иногда даже сами не знаем, как нам со своей свободой быть и как нам ее отстоять, и уж тем более как у ребенка выработать вкус к свободе.

«Матрицу» помните? Мы когда-то увидели и сказали «Ах!». А поговорите об этом с современными детьми, у них интересный на это взгляд. Они уже привыкли, что все самые интересные события происходят в виртуальной реальности, что жизнь – это скукота, это реферат по москвоведению, а движуха, интерес, страсть – это все виртуальная реальность, это игры, сериалы, это фильмы, это где-то там.

Педагог-психолог, специалист по семейному устройству, лауреат Премии Президента РФ в области образования, автор книги «К вам пришёл приёмный ребёнок» Людмила Петрановская комментирует запрет усыновления российских детей в США и процессы усыновления в России и Америке.

Я понимаю, что все в пылу полемики, возмущены. Но защищать от клеветы американских усыновителей с помощью клеветы на наших — это перебор.

1. Неприятно все время видеть аргумент, что в семьях российских усыновителей за это время погибло в сто раз больше детей. Это неправда. Вот человек подробно разбирает.

Дети умирают и погибают много от чего: от болезней, погибают в автокатастрофах, тонут и т. д. И очень редко это происходит от рук усыновителей или по их прямой вине (преступной халатности, как в случае с Димой Яковлевым). Это единичные случаи, хоть у нас, хоть в Америке, хоть где. Причем в целом с усыновителями, опять же и у нас, и не у нас, такое случается реже, чем с обычными родителями. Что понятно, ведь сама процедура усыновления предусматривает некий отбор более мотивированных и ответственных.

Если сравнивать, то сравнивать надо со статистикой учреждений. Но ее вы нигде не найдете.

2. Сравнивать цифры американского усыновления и российского , делая вывод, что вот как у нас мало берут детей, не вполне корректно. В России усыновление — лишь небольшой процент всего семейного устройства, гораздо больше детей берут под опеку и в приемную семью. Именно наши граждане, не чужие, разобрали детей из того самого уфимского детдома, в котором было 400 сирот 10 лет назад. Так что не так уж наши граждане “не хотят”, просто этого все равно недостаточно. Нам были бы кстати сейчас и российские усыновители, и американские, да хоть марсианские. Лишь бы детей хорошо растили.

3. Не надо писать, что “американцы берут больных, а наши не берут” . Это неправда. И наши берут даже самых тяжелых, и американцы не все хотят больных. Другой вопрос, что ребенку-инвалиду там жить лучше и проще. И его родителям намного проще. Знаю много примеров, когда дети, за судьбу которых здесь было просто страшно, там очень хорошо реабилитировались и сейчас живут полноценной жизнью. Поэтому у нас берут, да. Но в сотни раз меньше, чем надо бы. Потому что растить ребенка-инвалида в России — это ежедневный подвиг, а героями поле не засеяно и не будет засеяно никогда.

Еще одно. Пожалуйста, не надо размахивать как кувалдой аргументом “А вот пусть они и возьмут” . Ни одному приемному ребенку не нужна такая мать, как Лахова и др. Растить травмированного ребенка — дело, требующее силы духа, внутренней целостности, определенной системы ценностей. Такое решение должно вырастать у человека из сердца. Упаси Господи сейчас начнется пиар-акция “депутаты ГД разбирают сирот”. Им же что — им велят — они возьмут. Наймут няньку и запрут в отдельной квартире. А потом скажут, что он психбольной и по-тихому сплавят в ПНИ. Не надо этого.

И идея Прохорова дать денег тем россиянам, кто возьмет детей, не успевших попасть в США — плохая идея. Никакие 50 тыщ баксов вырастить такого ребенка не помогут. А люди демонстративные и нестабильные набегут.

Для того, чтобы детей разбирали, нужна система семейного устройства. И еще система профилактики сиротства. Кампаниями, взятием на “слабо” и деньгами это не решить.

Следующий вопрос — иностранное усыновление как таковое . Это довольно сложная проблема. Это палка о двух концах в условиях коррупции: одни дети спасаются, другие правдами и неправдами задерживаются в Системе, чтобы был выбор “товара” для тех усыновителей, которые вовсе не за инвалидом приехали. В свое время Алексей Рудов делал такие диаграммы по регионам, на которых было очень видно, что где больше иностранного усыновления, там больше детей в детдомах. По этой причине я, например, всегда отказывалась от любых проектов и предложений, связанных с иностранным усыновлением — знать не знаешь, во что вляпаешься и потом не отмоешься.

В начале 2000-х эта коррупция была на низовом уровне: опеки, регоператоры, директора дд. Потом независимое усыновление прикрыли, остались только “аккредитованные агентства”. Как уж там определяется, кого аккредитовывать и сколько это стоит, я не в курсе – оно все ушло куда-то в верхние эшелоны. Однако, судя по тому, что для конечного клиента цена выросла, обороты там меньше не стали. Именно борьба за этот рынок и стоит за большинством “инициатив” про иностранное усыновление, кроме последней. Эта идет с самого верха, и тут уж таким мелким мафиям придется заткнуться.

При этом тем самым американцам, которые готовы брать самых тяжелых детей, стало гораздо сложнее в последние годы, ибо независимое (более дешевое) прикрыли, а они обычно люди небогатые, это – верующие, многодетные семьи. Зато для менеджеров-трудоголиков, вроде того, что забыл ребенка в машине, это не проблема. И потому их “удельный вес” вырос среди общего потока и процент именно инвалидов среди усыновляемых за рубеж детей уменьшился после отмены независимого иностранного усыновления.

Поэтому мое отношение к иностранному усыновлению такое: либо сделать его намного свободнее, и дать иностранцам разобрать детей . Это если мы понимаем, что наше государство заниматься сиротами не хочет и/или не может.

Другой вариант: запретить иностранное усыновление вовсе, но ПОСЛЕ или хотя бы в процессе серьезной реформы системы защиты прав детей-сирот , предусматривающей мощное развитие семейного устройства и ликвидацию традиционных сиротских учреждений, прежде всего, домов ребенка. Это если государство сиротами заниматься готово, но вот коррупцию победить не знает как.

Или средний вариант, который я предлагала когда-то:

В общем, если бы я могла, я бы сделала такую многоходовку.

1. Фиксируем в список всех детей в учреждениях, на данный момент имеющих инвалидность (это нужно, чтобы не навешивали диагнозы, см. пункт 2).

2. На три года ЗАКРЫВАЕМ все иностранное усыновление. Исключение — дети из списка, а также их братья и сестры вместе с ними.

3. Для тех иностранных усыновителей, которые готовы взять детей из списка, организуется подготовка и медицинское обследование НА МЕСТЕ и ЗА СЧЕТ ГОСУДАРСТВА. Их жилищные условия пусть обследуют тамошние муниципальные службы и пришлют результаты.

4. Если люди все прошли и ребенка увозят, им и ребенку компенсируется проезд и проживание здесь. Вариант — не сразу, а через год или три, если все нормально.

5. За три года реформировать систему учреждений для особых детей, создать и развить систему их семейного устройства в России.

Этот вариант и сейчас мне кажется самым разумным, может быть, стоило бы добавить детей старшего возраста.

Или украинский вариант: только дети старше пяти лет, братья-сестры вместе, не менее года простоявшие в базе. Последнее важно: у нас собирают “липовые” отказы от детей, которых кандидаты в усыновители и в глаза не видели (по закону иностранное усыновление возможно после отказов российских кандидатов). А год в базе — это год в базе, легко проверить.

То, что продвигал все это время Астахов: отмена независимого иностранного усыновления при сохранении его в принципе — самых неудачный и повышающий взяткоемкость (для того и делалось?). Напомню, что до начала разборок с Америкой, все двигалось в эту сторону, не далее как в июле этого года ТЕ ЖЕ САМЫЕ депутаты так же дружно проголосовали за соглашение со Штатами об усыновлении. К этому времени Дима Яковлев был уже год как мертв и всех все устраивало.

Систему “контроля” за этими семьями также делали как мощную кормушку, обеспечивающую неограниченное количество загранпоездок чиновникам — деток проверять, не обижают ли америкосы. Кому надо, те запросто все проверяли без всяких бюджетных денег и “систем контроля” — о чем и рассказал бывший красноярский губернатор Зубов, которого можно послушать Только цифры в конце он приводит, как и многие, не имеющие отношения к действительности.

Все это время тема всячески использовалась для политпиара, для набора политических очков в глазах глубоко виктимной публики, которая от ментальной картинки “наши сильные мудрые правители защищают сироток от злобных америкосов, которые едят детей” привычно счастливо обтекает, ведь это такая спасительная возможность защитить сознание от реальности. От понимания того, кто и кого ест на самом деле. И каково твое личное место в этой пищевой цепочке.

И вопрос последний: так что же делать, не только же говорить?

Во-первых, это тот случай, когда как раз очень даже нужно говорить. Говорить о проблеме, о детях, о том, что с ними происходит, как это все устроено. О том, сколько их — чтобы реально представлять масштаб. Потому что когда говорят — миллион, то остается только лечь и умереть. А когда узнаешь, что 120 тысяч, и что это хоть и жутко много, но в несколько раз МЕНЬШЕ, чем уже живет в российских приемных семьях (всех форм устройства), и что достаточно было бы увеличить устройство всего раза в полтора, одновременно во столько же уменьшив поток отобраний и отказов, то становится понятно, что проблема решаема. При желании.

В лице Системы мы имеем дико дорогостоящий самообман общества, за довольно большие деньги — наши с вами деньги — дети годами мучаются, а потом вырастают нежизнеспособными. Это важно понимать, осознавать — в деталях и подробностях. Когда критическая масса людей решит, что этого быть не должно и не будет, это изменится, так или иначе, мытьем или катаньем. Так всегда бывает.

Поэтому: если не знаете — узнавать, хоть это и больно. Если знаете — распространять информацию. Не связываться с троллями — их не переубедить, а разговаривать терпеливо и вежливо с теми, кто просто не знает, не думал об этом, некритично воспринимает что-то. Брать за пуговицу родных и знакомых. Формировать общественное мнение.

Со своей стороны беру обязательство — сейчас, в период более свободных дней января, регулярно писать об этом, о том, почему все так, как есть, почему это плохо и как это можно изменить. Давайте дискутировать не только о тех детях, которые смогут или не смогут уехать в США, а обо всех детях, которые сейчас лишены семьи или могут ее лишиться. Пишите, задавайте вопросы, я буду постепенно отвечать, коллеги помогут.

Во-вторых, конечно, протестовать против принятия закона. Просто из этических соображений. Продолжать информационное давление. Участвовать в акциях. Придумывать новые способы.

В-третьих, продавливать изменения. Сказали, что мы сами должны позаботиться о своих сиротах? Ловим на слове. Только попробуйте теперь нам ныть, что денег нет на развитие семейного устройства или еще про что. Продай свой дворец — разукрупни все детские дома. Как раз хватит.

Кстати, вопрос о том самом дневном приюте коллеги вчера подняли на круглом столе с руководством и он оказался вполне решаемым. Надо только перестать относиться ко всему этому как к погоде и карме.