Сегодня мы встречаемся с подругой. Я знаю, что смогу излить ей душу, а еще обязательно узнаю от нее что-нибудь интересное. Скорее всего, мы и поспорим - о новом фильме или о политике. Звучит серьезно, но это не так. Мы с ней всегда много смеемся, и даже на следующий день, вспоминая наши остроты, я не могу сдержать улыбку.
Но есть темы, которых мы не касаемся. Мы не вспоминаем, как выкручивались в 1990-е, не обсуждаем однокурсников… У нас с Катей нет этого общего прошлого, потому что мы с ней из разных поколений. Между нами 15 лет разницы. Когда я училась в университете, она ходила в детский сад. Когда я вышла замуж в первый раз, она ходила во второй класс и играла в куклы. Она не помнит кризис 1998 года, когда наши сбережения растаяли как дым. Появление компьютеров и мобильных телефонов изменило мою жизнь, а для Кати они всегда были чем-то само собой разумеющимся.
Я вдруг подумала, как это странно. Большинство моих друзей примерно одного со мной возраста, мы с ними находимся на одном и том же этапе жизни. И в таких отношениях есть определенные преимущества. Какие-то вещи мы понимаем без слов или, по крайней мере, без лишних слов. А с Катей мы во многом по-разному смотрим на мир, и это освежает мой взгляд.
Дружеские отношения могут быть не только горизонтальными, но и вертикальными
Может, мне бы и хотелось порассуждать о современной школе, пожаловаться на учительницу, с которой не ладит мой сын, или на то, что его не заставишь помыть за собой посуду. Но я прекрасно понимаю, что Кате, которой сейчас 27 и которая даже не думает пока заводить семью, все эти темы не слишком интересны. Зато новая выставка, премьера, книга, строительство в Москве, выборы - это то, что волнует нас обеих и что мы готовы обсуждать взахлеб. А вот с двумя моими подругами-одноклассницами об этом не очень поговоришь. Они полностью погружены в семейную жизнь, и связывают нас прежде всего теплые общие воспоминания и похожие родительские заботы.
«Дружеские отношения могут быть не только горизонтальными, то есть между людьми одного возраста, но и вертикальными - между людьми одного типа, схожих интересов, стиля жизни - независимо от возраста, - комментирует гештальт-терапевт Елена Павлюченко. - И, наоборот, нам может быть трудно включиться в общение со сверстниками, если они нам чужды».
Опыт и энергия
Со старыми друзьями одного с нами возраста мы чувствуем себя комфортно… иногда даже чересчур. Эти отношения не таят в себе неожиданности, считает лайф-коуч Слоан Шеридан-Вильямс. «Зато один из плюсов дружбы с человеком другого поколения заключается в том, что он может заставить нас «поменять оптику», увидеть привычное под другим углом, открыть новые перспективы и возможности, пересмотреть приоритеты», - отмечает она.
Розе было уже за пятьдесят, когда знакомая привела к ней на занятия лечебной физкультурой свою племянницу Анну. Несмотря на 18-летнюю разницу в возрасте, они со временем подружились. «Я постепенно отдалялась от своих друзей-сверстников, по мере того как они заводили семьи, а я после неудачного романа замуж так и не вышла, - рассказывает Роза. - Я писала диссертацию и путешествовала, пока они воспитывали детей. С Анной у нас тоже вроде все совсем по-разному. Она много занимается семьей, я увлечена работой и ценю свободу. Но она и ее дети как будто заполняют пустоту в моей жизни, а я, кажется, в какой-то мере замещаю ей рано умерших родителей. Я привношу в наши отношения некоторое здравомыслие, жизненный опыт».
В разновозрастной дружбе часто происходит копирование детско-родительских ролей
В разновозрастной дружбе часто происходит копирование детско-родительских ролей, объясняет Елена Павлюченко. «Младший, если у него были трудности с отцом или матерью, в лице старшего находит себе как бы идеального родителя. Старший относится к нему без того долженствования, которое часто раздражает нас в родителях, зато с принятием, поддержкой, опекой. А для старшего младший может служить источником жизнерадостности, жизнелюбия, помогать ему чувствовать себя нужным, полезным».
Важно, чтобы сохранялся баланс между этой ролевой моделью и чисто человеческим компонентом отношений, предупреждает гештальт-терапевт. Если старшему трудно принять то, что младший захотел делать что-то по-своему, или, наоборот, младшему трудно принять, что старший не готов во всем опекать его, - значит, они застряли в роли «родителя» или «ребенка». Это может вызвать кризис в отношениях. «Хорошо, если они осознают эти подводные камни, - говорит Елена Павлюченко, - это помогает отношениям не заходить в тупик».
Запад и Восток
Не все понимают и одобряют (а кто-то и осмеивает) такую дружбу, особенно когда разница в возрасте значительна. Слоан Шеридан-Вильямс видит одно из объяснений тому в особенностях западной культуры. «На Востоке исторически принято иметь ментора или гуру, человека более духовно развитого. Предполагается также, что младшие члены семьи будут следовать за старшими. На Западе же детей с юного возраста поощряют дружить со сверстниками, с одноклассниками, этот шаблон сохраняется и во взрослой жизни. Но тогда молодые люди упускают ценную возможность воспользоваться опытом старших, обладающих умением отбрасывать мелкое и несущественное и сосредотачиваться на действительно важных вещах».
Способность заводить друзей из других поколений может зависеть и от детского опыта, полагает Елена Павлюченко. «Если отношения с родителями были жесткие, у человека может сложиться представление, что со старшими невозможно договориться, что с ними не может быть общих тем. Точно так же тот, кто в детстве натерпелся в отношениях с младшими братьями и сестрами, вряд ли заведет друзей много младше себя».
Показатель гибкости
У 48-летней Варвары большой круг общения, который включает и 26-летнюю подругу, ее бывшую ученицу, и 70-летнего друга, в прошлом ее научного руководителя. «Нина делится со мной своими секретами, и мне очень приятно ее доверие, - рассказывает Варвара. - Я стараюсь помочь ей лучше разобраться в себе. Зато она смелее меня, и благодаря ей я становлюсь решительнее. А Владимир Александрович когда-то помог мне понять, что мое призвание не педагогика, а наука, и до сих пор он мой главный советчик во всех вопросах, связанных с работой. Я обсуждаю с ним сложные моменты в своих исследованиях и даже проблемы в отношениях с коллегами. Но и я позволяю себе ему что-то подсказать, и он ко мне прислушивается».
Когда у нас есть друзья и из младшего и из старшего поколения, это говорит о том, что мы стремимся не только руководить или не только нуждаемся в опеке, а способны менять роли легко и гибко, считает Елена Павлюченко: «В чем-то и младший для нас может быть экспертом, а чему-то и мы можем научить старшего. Это показатель здоровых отношений».
Многие говорят, что у них много друзей, но на самом деле, их меньше, чем они думают. Настоящих друзей не разделит время, расстояние, жизненные ситуации. На таких людей всегда можно положиться. И как же приятно смотреть на старые фотографии, где стоишь ты и твои верные товарищи, вспоминать смешные случаи из вашей общей жизни.
А теперь представьте, что эти люди решили воссоздать снимки из прошлого. Хотя зачем представлять, лучше просто посмотрите, как выглядит настоящая дружба.
Похоже коробочку стоит поменять
Фотографии с братом один из самых лучших.
Хоть мы и выросли, но менять не хотим.
Дружба начинается уже с пеленок.
Да, детишки явно немного подросли.
Какими были, такими и остались.
Одному купаться всегда скучно.
Да и плевать, что другие смотрят, главное, что нам весело.
Семейное фото для папы с разницей в 20 лет.
Бригада, начало….
Интересно, чем парень так доволен?
Хорошо, что хоть коробку побольше взяли.
Кто сказал, что глупости отменяются, когда становишься взрослым?
Похоже игра была очень увлекательна.
Счёт дружбе не помеха
Счёт дружбе не помеха — считать плюсы и минусы во взаимоотношениях, уважать друг друга не только не разрушает дружбу, но укрепляет её.Во всём необходимо стремиться к золотой середине. Чрезмерное обожание, чрезмерная щедрость, всепрощение, вседозволенность приводят к неравенству в связях людей, которое и в любви, и дружбе обязательно. Кто-то любит, кто-то позволяет себя любить, кто-то дарит, кто-то принимает, жизненное кредо одного — отдавать, кредо другого — брать. И подобный дисбаланс в отношениях развращает одних, других в конце концов унижает и обижает. Так что стремление «считаться», «считать» — не во вред дружбе, а ради неё
Английский аналог поговорки «Счёт дружбе не помеха» — Even reckoning makes long friends — расчёт дружбе не мешает
Синонимы пословицы «счёт дружбе не помеха»
- Дружба дружбой, а денежки врозь
- Дружба дружбой а служба службой
- Чаще счет-крепче дружба
- Люби спорщика, не люби потаковщика
- Дружба та лестна, которая честна
- Где начинаются долги, там кончается дружба
- Недоверие убивает дружбу
- Короткий счёт, длинная дружба
Применение поговорок о дружбе в литературе
- —
«Ты, брат, не обижайся… Дружба дружбой, а табачок врозь. Сам понимать должен»
(В. П. Беляев «Старая крепость»)
— «Дружба дружбой, а табачок врозь ― тут «кто кого», ― сказал Панкратов» (Н. А. Островский «Как закалялась сталь»)
— «А он ответил, все слова вспомнились, до единого: «Маша, дружба дружбой, а табачок врозь» (Лазарь Карелин «Мемуары»)
— «Я не такой, как другие, по мне дружба ― дружбой, а табачок ― врозь» (М. А. Шолохов «Поднятая целина»)
— «Самое большее ― старые шмотки. Дружба дружбой, а деньги врозь. Ирина была счастлива, что освободилась от ненавистной Людки» (В. Токарева «Своя правда»)
— «Написать-то я написал, да вот трансаэровская цензура не пропустила. Дружба ― дружбой, а критика ― врозь… В общем мне пришлось с переменным успехом защищать «Трансаэро» от нападок с разных сторон» (Александр Бовин «Пять лет среди евреев и мидовцев»)
— «Однако дружба дружбой, но служба ― службой. Поздним вечером Валерия Мефодьевна тихо-мирно убралась из казармы, прикрывая шалью растерзанные губы» (Виктор Астафьев «Прокляты и убиты»)
Говорят, противоположности притягиваются – и в случае с Райкер и Бейли это сущая правда!
В то время как немецкая овчарка Райкер – заводила и «вечный двигатель», золотистый ретривер Бейли – эталон спокойствия.
Райкер – душа компании, она обожает новые знакомства, а Бейли –скромняга, которую всегда нужно подбадривать. Однако вместе они – идеальная пара. И хозяева очень рады, что их собаки нашли друг друга.
«Райкер и Бейли встретились, когда обеим исполнился год, и им еще многому предстояло научиться», - рассказывает Кристин, «мама» Райкер. – «Райкер помогла вытащить Бейли из ее раковины и стать более уверенной в себе и игривой в общении с другими собаками. Они открывают друг в друге лучшие стороны».
Вначале собаки «познакомились» онлайн, когда их «мамы» подписались друг на друга в Instagram. Позже щенки смогли встретиться – и теперь даже забор не может помешать их дружбе!
«Райкер не может сдержать восторг, когда видит Бейли, и она достаточно мала, чтобы протиснуться под забором в парке для собак», - рассказывает Кристин. – «И тогда Бейли, несмотря на то, что ворота открыты, тоже лезет под забор! Они такие забавные, и мы всегда смеемся, наблюдая за их глупыми выходками! Они так радуются, когда видят друг друга!»
По словам Кристин, собаки прекрасно дополняют друг друга. Бейли – спокойный, уравновешенный и дружелюбный золотистый ретривер с очаровательной улыбкой. Она – одна из любимых жевательных игрушек Райкер. Бейли помогает Райкер расслабиться, и есть надежда, что когда-нибудь часть ее вальяжности передастся подруге. С другой стороны, Райкер делает все возможное, чтобы «расшевелить» Бейли, но пока безуспешно. «Она всегда покусывает Бейли и пытается заставить ее скакать, - добавляет Кристин. - Но Бейли готова скакать не больше 10 секунд».
Время - дружбе не помеха
Весной 1958 года Александр написал заметку в Лодзинскую газету «Глос работничий» и, желая отыскать друзей-партизан, рассказал польским читателям, что живет на Урале, работает в Свердловском аэропорту, растит двух дочерей, часто вспоминает боевых соратников. Заметка заканчивалась словами:
«Откликнитесь, товарищи, напишите, кем вы стали, как трудитесь, как строите новую жизнь в народной республике».
А вскоре в аэропорт одно за другим начали приходить письма из польских городов и селений.
Первой весть о себе подала Хелена Гриних, приславшая вместе с письмом две фотокарточки - свою и дочери.
Хелена Гриних писала:
«Дорогой товарищ Сашко!
Не знаю, припомните ли вы меня? В годы войны я жила в Лодзи на улице Лицманштадта, номер три, под кличкой «Тетка». Моей дочери Марии тогда было десять лет.
Вбегает сегодня дочь с газетой и кричит: «Мама, дядя Саша жив!» Она вас так по старой привычке зовет, хотя сама уже давно замужем и растит сына.
Как приятно было узнать, что вы живы и здоровы. Приятно потому, что я вместе со своими товарищами боролась за сохранение вашей жизни. Помните, как я вам перевязывала руку, укушенную собакой, которую спустила на вас полиция в первомайский праздник?
А как вас оберегали, когда вы скрывались в нашем доме! Позднее у нас прятались многие товарищи.
За помощь партизанам меня кто-то выдал гестаповцам, и я сидела в концентрационном лагере в Равенсбруке. Освобождена из неволи войсками Советской Армии. Я очень им благодарна».
А вот письмо польского мастера, который немало сделал для побега Александра Кузнецова и Аркадия Ворожцова:
«В своей заметке, помещенной в Лодзинской газете, вы писали, что вам помог убежать из плена польский мастер Лодзинской текстильной фабрики Гайера. Это - я, Генрих Гожонд. Посылаю вам фотокарточку того времени.
Теперь я работаю не в Лодзи, а в Замброве, что находится в Белостокской области».
Кузнецов внимательно рассмотрел карточку. Да, это был тот поляк-подпольщик с Лодзинской текстильной фабрики, который в тяжелую оккупационную пору, рискуя головой, помогал русским братьям. Сфотографированный во весь рост Гожонд выглядел, как и в день побега летчиков: в том же длинном широкополом плаще-реглане, в фетровой шляпе, сверху заломленной пирожком, с неизменной щеточкой усов, с глубокими морщинами вокруг рта.
Рассказав о себе, Генрих Гожонд спрашивал, где теперь Аркадий Ворожцов? Дожил ли до свободы майор Белоусов?
Но ни об одном из них Кузнецов ничего не знал. Не знал и о судьбе Марины. Где они все? Живы ли, здоровы ли?
«Нет, если бы они дождались победы, кто-нибудь да откликнулся, - рассуждал Кузнецов, о котором в журнале «Огонек» появилась маленькая заметка. - Может быть, Марина забыла про меня? Но Аркадий и Константин Емельянович вспомнили бы».
Александр достал из ящика стола раздувшуюся коленкоровую папку с партизанскими письмами и принялся перечитывать их.
В комнату вбежала Вика, теперь уже взрослая смуглянка - ученица десятого класса. Держа руки за спиной, покачиваясь из стороны в сторону, она хитровато спросила:
Папа, ты Кузьминых знаешь?
Знал таких.
Тогда встречай гостей.
Вика подала отцу телеграмму. Он прочитал:
«Проездом Москвы остановимся Свердловске Хотим повидаться Марина и Иван Кузьмины».
Ничего не понимаю, - удивился Кузнецов.
А по-моему, все ясно, - вмешалась Вика. - Они хотят приехать к нам в гости.
Нет, тут путаница. Ничего не пойму.
Да что здесь непонятного?
Отстань от меня, если ничего не соображаешь, - вскипел отец. - Причем здесь Иван? Я же сам был на его похоронах... Ты помнишь, как я у вас в школе рассказывал о разведчике Кузьмине?
А это, может, другой Кузьмин? - не унималась дочь, желая помочь отцу разобраться в неясности.
По-твоему выходит, что я знал полдюжины Кузьминых?
То ли второпях, то ли из-за оплошности Кузьмины не сообщили в телеграмме ни номер поезда, ни день приезда. И Кузнецов двое суток не находил себе места. «Может, какая-нибудь ветренница с телеграфа все перепутала, - недоумевал он про себя. - Они из мертвого могут сделать живого, а из живого - мертвого. Я эту телеграмму так не оставлю».
Кузнецов позвонил начальнику телеграфа, сообщил номер телеграммы, попросил сверить ее текст с Москвой и в случае ошибки пригрозился направить жалобу министру.
Не прошло и суток, как почтальон принес вторую телеграмму с теми же подписями и с припиской внизу:
«Текст сверен с оригиналом подателя телеграммы».
Оставалось только ждать.
Вечером после работы Кузнецов оделся в старый комбинезон, ушел в дровяник и занялся мотоциклом. Ползая на коленях по бревенчатому полу от детали к детали, он никак не мог допытаться, почему не действует зажигание.
Наконец, неисправность найдена. Кузнецов утер лицо рукавом комбинезона и увидел перед собой, жену.
Заканчивай, Саша. Приехали, - сказала она.
Оба приехали?
Сам увидишь...
Разгоряченный работой, забыв умыться, хозяин не вошел, а вбежал в квартиру. Увидев сидевшую на кушетке Марину, схватил ее в охапку, поцеловал в щеку и спросил:
Приехала?
Да и не одна, а вдвоем, - ответила она.
Из соседней комнаты вышел рослый парень, по-мальчишечьи нескладный, с большими ушами, с круглым крупным лицом. Кузнецов уставился на парня широко открытыми глазами и, здороваясь с. ним за руку, обратился к матери:
Что же это получается? Да это же стопроцентный Иван Петрович Кузьмин!
Правильно, - согласилась Марина. - Род Кузьминых продолжается...
Хозяин и хозяйка засуетились, собирая на стол кушанья. А Марина, теперь уже солидная женщина, рассказывала:
Была я в Москве на выставке. Свозила и сына. А взяла его потому, что решила побывать у вас. Пусть, мол, Александр Васильевич расскажет моему Ивану Ивановичу, как воевал его отец.
Хозяева и гости сели за стол, накрытый розовой накрахмаленной скатертью. В знак неожиданной, но приятной встречи выпили по стопке мадеры. Разговор оживился.
Марина Кузьмина во всех подробностях поведала Кузнецову, как сложилась ее судьба после гибели мужа на польской земле.
Рана ее оказалась очень серьезной. Она долго лежала в Смоленском госпитале. Потом уволилась в запас, приехала в Челябинск к свекрови. В канун окончания Великой Отечественной войны родила сына и в память о погибшем отце назвала его Иваном. Три года прожила вдовой. А на четвертый вышла замуж за брата Ивана - Василия Кузьмина, овдовевшего после войны. Василий Кузьмин усыновил маленького Ивана Кузьмина.
Получилось так, что моему парню и фамилию менять не надо было. - рассказывала Марина.
В дни, когда началось освоение целины, Василий и Марина Кузьмины переехали в Казахстан и с тех пор живут там. Муж руководит тракторной бригадой, а жена стала комбайнером.
Есть у нас и второй сын, семи лет. Его назвали Василием, - продолжала Марина. - Так и растим с мужем Ивана Ивановича и Василия Васильевича.
Теперь бы еще Аркадия Ворожцова отыскать, - с грустью заметил Кузнецов. - Ведь с ним мы прошли огонь и воду.
Если он остался живым - найдете, - утверждала Марина. - Обязательно найдете.
Первого мая 1959 года в Свердловском аэропорту приземлился очередной пассажирский самолет, прибывший из Ижевска. По трапу сошел рослый, ладно сложенный пассажир в новом сером габардиновом реглане, в фетровой шляпе и бросился в крепкие объятия коренастого, широкоплечего мужчины в темно-синем костюме и, фуражке гражданского летчика. Это встретились Александр Васильевич Кузнецов и Аркадий Николаевич Ворожцов.
Хорошо, что ты прилетел. Отгуляем двойной праздник, - начал Кузнецов, шагая с гостем по асфальтированной дороге, ведущей с аэродрома к его квартире. - А я почему-то сомневался, что ты выполнишь обещание.
Сказано - сделано, - ответил Ворожцов. - Ты ведь так меня учил в Лодзи.
Молодчина! Ведь сущий ад прошли, и выжили, и встретились, чертушка. Тебя, должно быть, кто-то на роду заговорил, - радовался Александр и среди дороги цепко схватил гостя за плечи, пытаясь согнуть его и заглядывая в моложавое лицо. А Аркадий, возбужденный, громко смеющийся, сильный, стоял, точно вросший в землю.
По-моему, нас обоих заговорили от всяких смертей.
Ну, и как нашел меня? Я ведь из телеграммы ничего не понял, - заинтересовался Кузнецов.
Человек в наше время не потеряется, - отвечал гость. - А особенно тот, кого знают не только в нашей стране, но и подальше.
Нет, на самом деле?
На самом деле так. Я послал письмо польским друзьям, и мне сообщили, что ты жив, здоров и работаешь в Свердловском аэропорту. Оттуда же я узнал и о смерти Константина Емельяновича.
Сидя за праздничным столом в кругу семейства Кузнецовых, Ворожцов рассказывал:
По лагеря я скитался до тех пор, пока к Линцу не подошли наши войска. Мы разоружили конвоиров (а их было до двухсот человек). Главарей, которые зверствовали на каждом шагу, тут же прикончили. Два дня охраняли лагерь своими силами. О нашей судьбе узнали в одной дивизии. В лагерь приехал полковник. Нас посадили в машины и определили в госпитали. Так и закончилась лагерная жизнь. Вот мой паспорт за те годы.
Ворожцов достал из блокнота справку, отпечатанную на русском языке и подписанную Игнацы Лога-Совиньским, показал ее Кузнецову. Тот прочитал:
«Настоящим сообщаю, что Ворожцов Аркадий Николаевич в 1942 году находился в немецком лагере военнопленных, откуда бежал с помощью рабочих и подпольной организации Польской рабочей партии города Лодзи.
После побега он скрывался в нашем городе у партийных товарищей. В апреле 1943 года был арестован немцами и посажен в тюрьму и лагери, где пробыл до освобождения. Мнение об А. Н. Ворожцове у нас создалось очень положительное, как о хорошем товарище, заслуживающем полного доверия. Первый секретарь Лодзинского горкома ППР И. Лога-Совиньский. 11 февраля 1947 года».
Послевоенная жизнь Аркадия Ворожцова сложилась так.
Поправив здоровье, он приехал в Ижевск к матери. Здесь пригодилась прежняя специальность, полученная еще до войны в Сердобском зоотехническом техникуме. Вначале работал в Министерстве сельского хозяйства Удмуртии, а с 1956 года - главным зоотехником Ижевской племенной животноводческой станции. В дни празднования четырехсотлетия присоединения Удмуртии к России ему присвоено звание заслуженного зоотехника республики.
А Бурда дождался свободы? - интересовался Кузнецов.
Дождался. Он живет на родине - в Баксанском районе Кабардино-Балкарской республики. Работает в райпотребсоюзе.
Праздничные дни Александр Кузнецов и Аркадий Ворожцов пробыли вместе. Они не раз вспоминали свои беды и невзгоды, свои боевые дела, не раз отзывались добрым словом о польских коммунистах-подпольщиках, которые в трудные дни подали им руку братской помощи.
* * *Десятого мая 1959 года советский самолет подлетал к Варшаве.
Показались умытые теплым ночным дождем, изумрудно-зеленые поля, залитые щедрым майским солнцем. Пролетая над польскими землями, Кузнецов то и дело заглядывал в окно - с трехкилометровой высоты хотелось узнать их.
Да нет, не узнал. Ведь не бывал здесь пятнадцать лет! И каких лет! Поры созидания, творчества, небывалого расцвета, размаха во всем.
Поднялось, буйно раскустилось мелколесье, время стерло бомбовые и снарядные воронки, выросли новые предприятия, жилые здания, надворные постройки в селах.
Прошу приготовиться, - сообщила пассажирам чернявая девушка борт-проводник. - Скоро конец нашего маршрута.
Александр Васильевич расправил темно-синий китель с серебристыми галунами и орденами «Золотой Крест» и «Красное Знамя», достал из кармана вчетверо сложенную телеграмму. Еще раз прочитал:
«Общество польско-советской дружбы приглашает вас в гости».
Самолет подрулил к месту стоянки. Сходя по трапу, Кузнецов услышал:
Саша-летник!
Русский партизан!
Быстро сошел Александр по ступенькам и сразу же очутился в крепких объятьях.
Тадеуш Шпрух? - вглядываясь в белокурого крепыша, заметил Кузнецов.
Я, дорогой Сашко. Он самый...
А где же Людвиг?
Жив и здоров. Ждет тебя в Лодзи.
В Варшаве не задержались. После обеда, когда солнце склонилось к западу, машина вырвалась из шумных улиц большого города и взяла курс на Лодзь.
Волнение не покидало Кузнецова. Мысли его уносились туда, откуда он вырвался из фашистского ада, к друзьям.
Сашко, посмотри налево, - произнес Тадеуш, - узнаешь?
Слева вдали от дороги раскинулся небольшой город, утопающий в густых зеленых деревьях.
Неужели забыл? - недоумевал Тадеуш. - Это Влохи.
Я не забыл, но при таком свете их не видел, - нашелся Александр Васильевич.
Хорошо вы тогда расправились с немецким контролером, - заметил Тадеуш.
Это не моя работа. Это Иван Кузьмин с Вацлавом Забродским. Орлы были. По-орлиному и погибли оба...
Лодзь выглядела по-праздничному. Нарядное многолюдье на улицах, большое движение разноцветных автомашин, яркие витрины магазинов произвели на Кузнецова большое впечатление. Ему показалось, что он никогда здесь не был. Он знал иную Лодзь - подневольную, мрачную.
Все, что пережито, что никогда не изгладится в памяти, особенно отчетливо всплыло, когда Александр Васильевич в гостинице «Грандотель» встретился с боевыми сверстниками.
Вот они - ветераны борьбы...
Впереди стоял убеленный сединой Леон Релишко...
Это ему в дни тяжкого подполья партия поручила отвечать за жизнь советского офицера. Это с ним рядом Кузнецову приходилось совершать ночные налеты на вражеские военные склады, обезоруживать полицейских, бороться в партизанских лесах.
Русского гостя пришли встретить и Людвиг Шпрух, и Хелена Гриних со своим мужем.
Вы все молодеете, Людвиг, - шутил Кузнецов.
А ты куда свои кудри подевал?
Решил вступить в «общество безволосых», - смеялся гость. - Для солидности. - Он внимательно всмотрелся в старое мужественное лицо человека, чья революционная биография началась на заре первой русской революции, и заметил: - Если бы встретились случайно, вы бы меня и не узнали.
Узнал бы обязательно, - отвечал Людвиг. - Ты, Сашко, хотя и изменился, и седина появилась, и морщинки заиграли на лице, но я узнал бы тебя по одним глазам. Они все такие же круглые, бойкие, острые.
А вот Юзеф Домбровский - партиец с тридцатипятилетним стажем. В памяти Кузнецова всплыл пасмурный октябрьский день тысяча девятьсот сорок второго года, первые часы на свободе... Костел и одиноко маячивший старик с метлой... Встреча с мастером, который работал на фабрике Гайера... Квартира Чеховича... Глухие переулки, по которым поляки вели советского летчика в надежное укрытие. Последним его сопровождал Юзеф Домбровский. Он и представил Кузнецова лодзинским подпольщикам.
А где же Генрих Гожонд? - спросил Кузнецов.
Умер наш Генрих.
Минутная тишина воцарилась в большом зале.
Леон, - обратился Кузнецов к Релишко, - я хочу побывать на фабрике Гайера, в цехе, где познакомился с Генрихом.
Хорошо, Сашко.
На следующий день Александр Васильевич прибыл на бывшую фабрику Гайера. Теперь ее так не называют. Сейчас это текстильный комбинат имени Феликса Дзержинского.
На фабричном дворе остановился у газетной витрины. На первой странице газеты, на том месте, где у нас обычно печатаются передовые статьи, Кузнецов увидел свой портрет, а над ним - крупный аншлаг - «Лодзь приветствует полковника Кузнецова».
Тадеуш, здесь опечатка, - забеспокоился гость. - Какая опечатка?
Я же не полковник, а лейтенант...
Ты кем был в Польше? - спросил Леон Релишко и тут же ответил: - Командиром партизанской бригады. А кто для нас командир бригады? Полковник. И ничуть не меньше...
Цех, где довелось работать семнадцать лет назад, Александр Васильевич не узнал. Стройно, как на параде, в два ряда вытянулись ткацкие станки. Над ними мягко стелился свет неоновых ламп.
Прозвучал сигнал, и в цехе все замерло. Директор объявил десятиминутный перерыв.
К нам приехал дорогой советский гость Александр Васильевич Кузнецов. Вместе с нашими товарищами он долго боролся против фашистов, за счастливую свободную Польшу. Давайте послушаем героя-партизана.
Кузнецов сделал шаг вперед, поздоровался с поляками и сказал:
Привез я вам самый большой и искренний русский привет от моих земляков-уральцев.
По цеху прокатились аплодисменты. Пауза помогла собраться с мыслями. И Кузнецов более спокойным голосом продолжил:
Ваш цех мне знаком. В пору фашистской оккупации я, как военнопленный, работал здесь вместе со своим старшим товарищем советским летчиком Константином Емельяновичем Белоусовым. Мы встретили здесь человека, который всей душой ненавидел фашистов. Тогда он не назвал своей фамилии, но дал нам твердое слово - помочь вырваться на свободу. И он помог... Этого человека звали Генрихом Гожондом. Вы можете гордиться своим земляком. Он был смелым бойцом-подпольщиком. Давайте сходим после работы на кладбище и почтим память верного товарища.
Вечером, когда сотни рабочих собрались у могилы поляка-патриота, Александр Васильевич возложил венок с надписью:
«Польскому другу Генриху Гожонду - от русского партизана Александра Кузнецова».
Навестил Александр Васильевич и ту столовую, через окно которой девятого октября 1942 года вместе с Аркадием Ворожцовым убежал из фашистского плена. У памятного окна сфотографировался.
И вот приветливо зашумели Псарские леса. Сюда съехались друзья со всей округи: из Ловича, Жирардува, Скерневице, Стрыкнува.
Стоя в кругу на том месте, где произошла неравная схватка маленькой группы начинающих, неопытных лодзинских партизан с немецкими карателями, собравшиеся почтили память своих земляков, погибших от фашистских пуль.
После Псарских лесов Кузнецов побывал в Прушкуве, Ловиче, Люблине, Любартуве, в Михуве.
Тепло, задушевно, по-отечески встретил своего бывшего русского питомца Игнацы Лога-Совиньский - член политбюро Польской объединенной рабочей партии.
У Лога-Совиньского Кузнецов учился конспирации, набирался подпольного опыта. Лога-Совиньский вырастил из молодого советского офицера Кузнецова опытного командира партизанского соединения. И вот они - польский партизанский вожак и скромный советский труженик - встретились на той земле, где рука об руку воевали с врагами.
Сколько незабываемых эпизодов, боевых походов воскресила эта встреча! Сколько вспомнилось людей, мужественно прошедших через все многотрудные испытания! Казалось, говори целые сутки, и никак не наговоришься. Вот что значит дружба, скрепленная братской кровью, ратными трудами!
А теперь, Александр Васильевич, расскажи: какое у тебя впечатление от новой Польши? - спросил Лога-Совиньский. - Как тебя встречают наши товарищи?
Ты и есть настоящий Герой. Тебя знает вся Польша.
Что тут можно сказать? Я рад тому, что в трудную пору меня спасли добрые и смелые люди - польские коммунисты. И не только спасли. Они доверили мне ответственный участок борьбы с врагами.
Доверили и не ошиблись, - заключил Лога-Совиньский.
Последняя большая встреча Кузнецова с польскими друзьями была в Лодзи двадцать четвертого мая. На городской площади собрались тысячи людей. Здесь состоялось открытие памятника партизанам, погибшим в Псарских лесах.
Александра Кузнецова попросили рассказать о боях в Псарских лесах.
Это был трудный бой, неравный, - начал он. - Но никто не дрогнул в той схватке. Лодзинские партизаны бились до последних сил. Они кровью полили родную землю, но не встали перед врагом на колени.
Когда речи окончились, белое покрывало сняли с памятника. На граните золотом загорели имена погибших партизан. Участники митинга читали:
Чеслав ШИМАНСКИЙ, Тадеуш ДОМИНЯК,
Марьян ВИТУЛЬСКИЙ, Богдан САНИГУРСКИЙ,
Антоний ГРАБОВСКИЙ, Леонард МАРЦИНЯК,
Вацлав КШИЖАНЯК.
Пятнадцать дней пробыл в Польше Александр Васильевич Кузнецов. А на шестнадцатый с удостоверением почетного члена польского Союза ветеранов войны и Общества польско-советской дружбы покинул Варшаву. На аэродроме снова собрались товарищи по совместной борьбе.
Сердечный привет уральцам! - неслось по аэродрому.
До видзеня, дорогие друзья! - ответил Кузнецов.
Самолет взял курс на Родину.
