Вот, попробую связно свои мысли изложить в спокойной обстановке, благо время есть сегодня. Я уже где-то поминала, что воспитывала меня мама совсем неправильно, вот и в том, что касалось отношений с противоположным полом, тоже. Правда, это не меня одну так. Идея, в целом, была такая. Мужчина – это охотник, ему неинтересно, когда навязываются, а хочется завоевывать, преследовать и пр. А ты, значит, сиди и жди, когда на тебя внимание обратят. Вот я все безуспешно и ждала, переживая, влюбляясь и мучаясь – и в полном молчании. Никто не выражал желания на меня охотиться. Замечу, что все три мои «романа» школьных времен, о которых я внизу упоминала, завязались исключительно благодаря моей сверх общительной подруге. Да что уж там, меня с мальчиками самым вульгарным образом «сводили»!
Еще один фактик: в нашей студенческой компании я в очередной раз безнадежно страдала по одному парню (а он, не менее безнадежно – по одной из моих подруг). Видимо, девчонкам нашим надоели мои страдания, и одна из них убедила меня в том, что Я нравлюсь совсем другому парню. И я как-то автоматически начала себя с ним совершенно по-другому вести. В результате в нашей компании образовалась первая парочка, а со временем я получила первого мужа. Причем потом выяснилось, что вовсе я ему и не нравилась, и вообще у него была душевная драма. (Холера! Не могла подруга кого-то другого для моего отвлечения выбрать!! Семь лет жизни угроблено!!!)
Не буду приводиться других многочисленных примеров из жизни знакомых, когда «жертва» вполне успешно преследовала «охотника». А еще я немного расспрашивала отдельных мужчин по этому вопросу. Выяснила интересную вещь: многие из них сами страшно комплексуют в юношеском возрасте и просто боятся к девушке подойти. Как сказал мой второй муж: «Я об N себе просто даже думать запретил», полагая, что у него никаких шансов нет, такая девушка симпатичная! А N, которой любящие родители привили вагон комплексов (из лучших намерений), искренне думала, что она парням не нравится. Так же и с медленными танцами (О, незаживающая рана в моей душе!): многие ребята не приглашали девушек, потому что отказа боялись.
И еще мысль, почему мама была не права. Она не все мне говорила! Конечно, так уж совсем открыто за кавалерами бегать, пожалуй, не стоит. Но ведь есть же множество способов НЕНАВЯЗЧИВО обратить на себя внимание. У Моруа в «Письмах незнакомке» это хорошо описано. Да, в конце концов, есть же простая ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ общительность! Не сидеть в углу букой, а проявлять к людям интерес и внимание.
А теперь вопрос: не слишком сильно ли я качнула маятник в противоположную сторону? Не будет ли дочь вести себя с противоположным полом, ну, слишком свободно, что ли? Не сочтут ли ее легко доступной? Как бы ей теперь объяснить, что голова-то должна на плечах быть? (Это на будущее)
Если не сильно вас утомила, то в следующий раз попробую изложить свои мысли о романтике в отношениях подростков.
Это были семидесятые годы. Мы уже понимали, что жизнь меняется и не в лучшую сторону, но ещё не представляли себе какие перемены и трагедии нас ожидают. А пока всё это не наступило и не обрушилось на нас, мы жили по - прежнему: работали, экономили деньги, праздновали седьмое ноября и первое мая, а в Новый год наряжали ёлку и лепили пельмени.
Я всегда, кроме того, что работала, ещё и подрабатывала.
Концертмейстерская специальность давала мне возможность сводить концы с концами. Годами я аккомпанировала хору, всегда числилась концертмейстером в театре "Оперы и балета", но основная занятость была в музыкальном училище, где кроме меня трудились ещё пианисты, буквально на всех отделениях - от струнного до духового.
В те времена, отношения между людьми не имели дистанции. На работу мы приходили не как роботы, а могли искренне делиться и радостью, и шутками, и печалями. Можно было смело рассказать о проблемах с детьми или с мужем, о начальнике, который придирается, о деньгах, которых не хватает никогда. Среди нас не было стукачей, завистников и поэтому мы все чувствовали себя уверенно во всех отношениях. Мы, концертмейстеры, были разными по характеру, но возраст был у всех, примерно, один и тот же. Социальное положение тоже не очень-то отличало нас друг от друга, т.е. если у кого-то не было блузки на выступление или туфель, чтобы выйти на сцену, никто этому не удивлялся и делились друг с другом всем, чем только могли.
Была среди нас выпускница одесской консерватории, умница Нина - она вышла замуж и оказалась в нашем уральском городе. Очень скромная на вид женщина, профессионал высшего класса. Нина преображалась, когда работала со студентами. Я даже помню её выражение лица и глаз - нужно самое настоящее мужество в характере, чтобы справиться с трудным текстом выпускных программ, которые исполняли студенты струнного, вокального и духового отделения.
Была группа моих подружек по студенческим годам - нас оставили в училище по распределению. Мы так и держались вместе. Отношения наши были не просто дружескими, но ещё и теплыми: поддержка, готовность помочь, заменить, если требовалось, - это редкие качества, но мы считали их нормой.
Была среди нас, и она выделялась во всех отношениях, Оля Эмина из Иркутска.
Заканчивала она консерваторию уже в нашем городе, а потом вышла замуж за Мишу, он после авиационного института работал где-то по своей профессии и всегда был окружен друзьями, которые обязательно сидели за столом, приглашенные на все, без исключения, праздники.
Как вмещала крошечная хрущевская квартирка Эминых такое количество людей - это до сих пор остается вопросом для меня. Никогда наша компания не собиралась у меня в доме, потому что мы жили с моими родителями, и честно скажу наша семья не была гостеприимной, не потому что мы были скупыми или плохими людьми, просто отношения были натянутыми - каждый, кто заходил к нам в дом, это чувствовал. Нина жила в семейном общежитии - это одна комнатка, она же кухня, она же спальня.
Оля Эмина была сильнее всех. Во-первых, у неё был такой характер лидера, как сейчас говорят, во-вторых у них с Мишей было уже двое сыновей, а в-третьих, у неё не было родителей. Не смогу рассказать о ней больше, потому что ничего не знаю - она рассказывала только о бабушке, которая её вырастила и воспитала. Вполне возможно, что Оля училась в интернате, но я не уверена в этом, просто характер у неё был такой детдомовский, хотя можно было смело её осанку и манеру поведения назвать королевской: высокая (почти два метра, но муж Миша, был ещё выше её), совсем не худая брюнетка, с короткой непослушной стрижкой. Носила Оля только парчовые платья. У неё были платья новые из парчи, которые она берегла для выступлений, а были старые, которые она не выбрасывала, а носила на работу. Платья эти сидели на ней, как на корове седло, но я не помню её в другой одежде. Как-то она принесла мне починить несколько её платьев - что-то застрочить, что - то расширить в объеме, что-то подворотить. Уже дома, развернув сверток с этими парчовым платьями, я поняла, что эти одежды никто никогда не стирал… Не могу сказать, что это было - или синтетика или натуральные ткани, но вполне возможно, что после стирки они бы деформировались, поэтому я тоже не решилась окунуть их в мыльную пену, а потом хорошо выполоскать. Прежде чем приступать к ремонту этих изделий, надо было их распороть. Никогда этого не забуду! Я справилась только с одним платьем, а остальные вернула удивленной Оле:
- Не справилась - сказала я, и в какой-то мере это было правдой. Концертмейстерский пот плюс резкий запах духов, которые поднимут мертвого из гроба.
Правда я набралась смелости и посоветовала Оле не носить эти ткани каждый день:
- Оля, одежда должна дышать. Понимаешь? - сказала я внятно, как будто Оля была иностранкой и не понимала русский язык - Это ткань не каждодневная!
У Оли на все случаи жизни было своё выражение лица и взгляд. Она непонимающе смотрела на меня, но через несколько секунд прищурила глаза и заподозрила, что я просто поленилась возиться с её "замечательными" платьями. Я поняла, что разговор бесполезен. Все привыкли, что Оля одевается в эти парчовые платья, которые к её черным сапогам ну никак не шли. Никто не догадывался, что эти платья никто не стирал никогда, но все знали Олин запах…
Как концертмейстеру, Оле Эминой не было равных - её большие неуклюжие руки, превращались в крылья красивой птицы. Она была с большим концертмейстерским талантом, работала со студентами тщательно и вдохновенно, получала призы самого разного рода, и её довольно непростой характер, помогал всем быть в активной форме и не расслабляться.
Оля имела свои понятия в жизни, опиралась на них, и состояние растерянности, лени, слабости, просто не понимала.
Как-то на новогодний вечер все лепили пельмени. Договорились специально приехать к Оле, в первой половине дня, и лепить вместе сотни пельменей на вечер, вернее на новогоднюю ночь. Я же с мужем явилась сразу к праздничному столу. Конечно, у меня была причина не участвовать в подготовке к новогоднему столу, но Олю это не интересовало. В своей шутливо-ироничной манере, она при всех ответила на мои извинения:
- А кто не работает, тот не есть!
Я и не ела… В те времена придерживалась вегетарианства, только поэтому выдерживала атаки и приступы очень тяжелой астмы. Никто не заметил, что я обиделась, компания была шумная, все понимали шутки, кроме меня, наверное. Гуляние длилось, как и положено, до утра, и я на всю жизнь запомнила нечеловеческую усталость.
Мы еле передвигали ноги в сугробах, добрались домой и заснули, как после тяжелого испытания на нервы и на здоровье. Груды еды, огромные банки с солеными огурцами и помидорами, салаты под шубой и без шубы, пельмени и торты, лимонады и рассолы, шампанское и водка, пиво и вино… всё это крутилось в моей голове, как страшный сон, который прерывался Олиным голосом: "А кто не работает, тот не ест!" Мне снилось, как меня обговаривают и обсуждают мои подружки и коллеги, когда они все лепили пельмени, а я нет. Ужас и кошмар - так начался этот новый тогда год.
После зимних каникул я вернулась на работу другим человеком. "Каким другим?" - спросите вы. "Чужим" - отвечу я. Именно так я себя почувствовала.
С ранней юности у меня присутствует одно качество, над которым можно и посмеяться - я называю это качество: "девичья гордость". В самых разных ситуациях это моё качество просыпается, и я становлюсь чужая тем, кто причинил мне боль, как человеку и как женщине. Один только пример я вам дам, и вы поймете, что такое моя "девичья гордость".
Совсем недавно моя приятельница пожаловалась, что её взрослый сын очень грубо с ней разговаривает по телефону:
- Мама! Отстань! Ты звонишь каждый день! У меня всё нормально - не надоедай! Ты мне мешаешь, отрываешь от дел!!!
Что делать в таких случаях? С одной стороны - это хоть и взрослый, но ребенок. Ссориться, обижаться, заплакать, сделать замечание?
- А где твоя девичья гордость? - вдруг спросила я свою приятельницу.
Она в недоумении, как на ненормальную, посмотрела на меня и уже приготовилась смеяться.
- Представь, что это не твой сын, а посторонний мужчина - упрямо настаивала я на своём - как ты среагируешь на мужчину, который орет тебе в телефонную трубку: "Отстань! Надоела! Не мешай!"?
- Нет, ну тут всё понятно… - растерялась моя приятельница, которой также, как и мне, уже за шестьдесят.
- Что тебе понятно? - настаивала я
По выражению её лица я поняла, что у моей знакомой тоже есть своя "девичья гордость".
- Что не брать телефон? - растерянно спросила она
- Естественно!!! - надавила я на каждую букву этого слова - А как же ещё? Ты что хочешь, чтобы твой сын не узнал, что такое "девичья гордость"?
Мы засмеялись. Но, если серьёзно, парень очень быстро понял, что обидел мать, стал окольными путями искать возможности поговорить с ней, извиниться - звонил отцу и даже мне, волновался, что мама не берет телефон. Кстати я ему и сказала, что его мама женщина, и у неё есть своя "девичья гордость". Он тоже рассмеялся, но уверена, что задумался.
Так вот, возвращаясь к своему рассказу об Оле Эминой, я скажу, что на работу тогда, после зимних каникул, я пришла с проснувшейся "девичьей гордостью". Не знаю на что я обиделась, в принципе никто меня не обижал. Но этот кошмар в новогоднюю ночь воспринялся мною, как оскорбление: анекдоты пошлые с матом, стаканы водки, взмыленные люди, которые не танцевали, а прыгали, как козлы… А мне всё казалось безвкусным и бессмысленным.
На работе никто не заметил моего настроения. Сессия для заочников продолжалась, масса экзаменов, работа концертмейстеров и преподавателей такая, что никто голову не поднимал. Не было минуты перемолвиться словечком. Мой серьёзный настрой, после Нового года, был как раз в той атмосфере, в которой находились все. Груды нот, репетиции с раннего утра до позднего вечера. Кроме того, что надо было выучить программу из трудных произведений в классе, надо было ещё репетировать в большом зале, где проходили экзамены, чтобы подстроиться под акустику большого помещения с высоким потолком.
Я не строгая, к сожалению. Но все знают, что я зануда - пока не будет отшлифован трудный фрагмент, не отступлю.
И вот, когда напряжение от экзаменов спало, прихожу я на работу и вижу, что все сидят очень понурые и грустные, а в центре Оля Эмина, только что закончила какой-то свой рассказ. Сама Оля на себя не похожа - серое осунувшееся лицо, опущенные плечи, кисти рук, как будто не знает куда деть. Её парчовое платье с пятнами на груди, совсем несуразное или, точнее сказать, дикое какое-то.
Я глазами спросила у присутствующих: "Что случилось?" Мне так же молча ответили, отмахнулись: "Потом! Не сейчас…"
Оля помолчала и продолжила охрипшим голосом:
- Не знаю, что мне делать после всего этого. Это конец всему! Я пашу день и ночь, стараюсь, из кожи вон лезу, а они в дом порнографические журналы приносят.
Я начала что-то понимать, а через пять минут картина была вообще ясна:
Оля нашла дома спрятанный порнографический журнал. Она единственная женщина в своей семье, все остальные мужчины, включая восьмидесятилетнего отца Миши и двух её сыновей, пяти и девяти лет. Не проводя выяснения кому принадлежит этот порнографический журнал, Оля за общим завтраком рявкнула:
- Ещё раз найду эту гадость, выгоню как собаку из дома!!!
Испугались все её мужики - дедушка схватился за сердце, Миша побледнел, мальчишки присмирели, явно не понимая, о чем идет речь.
На Олю накинулись все наши девчонки, так мы друг друга называли, хотя девчонками давно уже не были:
- Ты с ума сошла! Сейчас это нормальное явление! Подумаешь, нашла журнал с картинками! - все без исключения воспитывали Олю, рассказывали ей, что в каждом доме есть порнографические видеокассеты, и все мужчины сегодня без порнографии не живут. Оля беспомощно оглядывала всех таким безумным взглядом, как будто видела своих закадычных подружек впервые.
- А вообще-то Оля права - сказала я, несмотря на то, что уже месяц чувствовала себя чужой в своем рабочем коллективе.
- В чем это она права? - почти хором спросили меня все.
- Во всем она права - спокойно сказала я. - Порнография - это гадость, которая в доме, где растут дети, не должна быть.
- А если это её муж? - спросила Нина
- Пусть выбирает - ответила я за Олю - Что ему дороже: жена с требованиями и с принципами или порнография?
Как всегда, от моих высказываний все шарахаются. Все правы, одна я не права. Но я уже к этому привыкла. Это спонтанное собрание закончилось, все стали расходиться по классам, только мы с Олей остались в узкой и неуютной комнате, которую можно было бы принять за раздевалку спортсменов, но два стареньких пианино, прижавшись в стене, напоминали нам, что это музыкальный класс.
Я села рядом с Олей и обняла её за плечи. Этот её запах от парчовых нестиранных платьев показался мне родным.
Не волнуйся, Оленька! Ты сильная и мужественная женщина! Не все могут трахнуть по столу, поэтому в домах пьют, развратничают, женщин бьют и даже убивают. А ты растишь мальчишек. Кто оградит их души от чернухи?
Оля заплакала. Её широкая спина не помещалась в ткань этого парчового платья, которое расползалось по швам. Я вдруг увидела, как бедна эта женщина! У неё нет ни мамы, ни сестры, которая бы её поддержала, посоветовала.
- Прости меня, Танечка! Я вижу, что ты сторонишься меня. Грубость моя… Ненавижу себя!
Я гладила и согревала Олины руки.
Ты не представляешь, как я устала. Слова доброго не слышу. С утра до вечера: "Принеси, подай, вымой, купи, свари!" - Она не прекращала причитать, и я знала, что это не истерика, а бунт на корабле.
Какое-то время я не перебивала её, пусть выговорится. А потом спросила:
А в чем, собственно, проблема? Менять надо мужа, если он не подходит тебе.
Оля очумело посмотрела мне в глаза. Миша её - это золото, а не муж.
- А что? - пожала я плечами - Мой первый муж тоже был идиот.
- Какой первый муж? - Оля знала меня со студенчества.
- Первый, Оля, тот который трепал мне нервы. Я с ним развелась в суде, полтора года жили врозь, а потом опять поженились.
- Иди ты!!! - Воскликнула Оля и я видела, что плечи её распрямились.
- Чего ты вдруг испугалась? - продолжила я - Ты кого слушаешь? Где это и когда это было нормой держать порнографические журналы в доме, где растут дети? У меня нет чувства юмора, ты знаешь, Оля: черное - это черное, а белое - это белое - поставила я точку в своем монологе, но добавила ещё - Облико морале!!!
Оля рассмеялась.
- Сколько ты зарабатываешь Оля? - спросила я
- Ну столько же, сколько и ты… - она уже не понимала куда я гну.
- Так вот, от слов к делу: теперь половину своей зарплаты ты тратишь на одежду себе! Поняла? Пальто новое, вязаные кофточки, жакеты, колготки, сапожки, туфельки, бельё! Порнографические журналы им!!! Ишь ты! - когда я разойдусь, остановить меня уже трудно.
Открылась дверь класса, и студент, который искал нас с Олей, робко спросил: будет ли сегодня репетиция?
Вы что уже всё выучили, что пришли за концертмейстером!? - заорала я, как будто это он, этот студент, принес порнографический журнал в дом Оли - Можно один раз в жизни дать нам поговорить? Вы что сами не понимаете? Как дети маленькие…
- Тань, а ты что всегда ползарплаты тратишь на себя? - спросила ошалевшая Оля.
- Ползарплаты? Я трачу на себя всю зарплату! - ляпнула я, но это было не важно. Оля знала, как я экономлю, но сшить себе платьице, купить немецкое бельё, польскую пудру, цигейковую шубу на зиму - почему нет? Кто спасибо скажет за прислуживание каждому в отдельности и всем вместе взятым?
Мы вышли из здания. Гололед - это был только повод прижаться друг к другу. Мы гуляли по зимним улицам нашего города, планировали свою новую жизнь, мне хотелось, чтобы Оля Эмина осталось такой же сильной и талантливой, и чтобы дома её ценили и прислушивались к ней.
Историю эту я уже и забыла. Прошло много лет. С Олей Эминой мы иногда перезваниваемся, она живет в Америке, сыновья её уже женились. Она по-прежнему красавица.
А почему я о ней вспомнила? Сейчас объясню.
Посмотрела я вчера фильм "Левиафан" и подумала:
"Ах, если бы главная героиня, стукнула по столу поварешкой, да приструнила бы мужиков, а заодно и подружку, которая тоже пьет водку из стакана".
Почему считается примитивным потребовать от мужчин нормально обращаться с женщиной и относиться к ребенку с уважением?
Почему такое безволие? Кто делает женщину такой беспомощной и слабой?
Лет 20 -25 назад появилась возможность чуть ли не в каждом киоске купить, кроме водки и сигарет, порнографический журнал.
Мне тогда уже стало ясно, что это катастрофа. Я даже не имею ввиду поголовную импотенцию среди мужского населения, я не буду говорить о виагре, как о лекарстве, которое как бы помогает - не моего ума это дело.
Но я точно знаю, что за развратом и распущенностью, во все времена, начинались войны. Можно кричать на маму, можно порнографией увлекаться и развлекаться, всё можно… Но разве это не конец света? Света нашей души и сердца.
Мы содрогаемся от того, что в нашем цивилизованном мире всё - таки начались войны, которых мы боялись, и грозят нам страшной реальностью. А где мы все были, когда выросло поколение, для которого нет ничего святого?
Спросим самих себя, всегда ли мы дорожим своими чувствами, принципиальны ли мы в личной жизни, не допускаем ли мы в отношении себя, да и других, нетактичности, грубости? Оказывается, что мы сами не всегда бережем свою честь, гордость, собственное достоинство.
Честь, гордость, достоинство имеют черты как общие, так и отличительные. Это - конкретно-исторические категории, имеющие классовый характер. Общественный строй, отражая характер отношений человека к человеку и их критерий, определяет и содержание чести, гордости и достоинства. В условиях советской действительности коммунистическая мораль наполняет эти понятия новым содержанием, советский человек получает широкую возможность для всестороннего развития своей личности, духовных и нравственных качеств. Жизнь знает много примеров, характеризующих девушек и юношей как нравственно чистоплотных, правдивых и скромных в общественной и личной жизни.
Хотелось бы остановиться на примерах, заслуживающих общественного мнения и определенной оценки с позиций морального кодекса.
Ведь не секрет, что некоторые женщины утратили чувства чести, гордости и даже стыдливости... В одном институте некий студент, славный и скромный парень, познакомившись со своей однокурсницей, увидел, что эта особа духовно ограниченная и весьма сомнительного поведения, и решил прекратить встречи с ней. И что же? Через некоторое время она сообщает ему, что станет матерью и что отцом будущего ребенка является он. Когда студент заявил, что он непричастен к этому, девица стала устно и письменно напоминать о его ответственности в случае отказа жить с нею. Это не помогло: ее происки ни к чему не привели, шантаж раскрылся.
О какой женской чести и гордости здесь может идти речь?! Может ли такая девица верно любить и достойна ли быть любимой? А она не единственная в своем роде «обманутая», «пострадавшая», «жертва», которая то слезами, то письменными жалобами стремится вызвать у окружающих сочувствие. И порой им это удается.
Иногда некоторые женщины становятся объектом домогательств донжуанов и циников. Это о них писал Маяковский:
Их и по сегодня много ходит -
Всяческих охотников до наших жен.
В «своей» компании вынет из кармана такой тип пачку фотографий и по каждой из них расскажет о своих «победах», амурных похождениях. С легкостью мотылька порхают они с цветка на цветок, бросаясь из одной любовной истории в другую. В основе таких «скоростных методов», вероятно, лежит принцип: «Жизнь коротка - лови момент», «Хоть час, да мой» и т. д.
Такое безнравственное, недостойное поведение противоречит принципам нашего морального кодекса, несовместимо с упорством в труде и борьбе с трудностями.
Сторонникам формулы «Нужно брать от жизни все, что только человек может взять» необходимо со всей решительностью сказать: «Нужно для жизни все отдать, что только человек может дать».
Здравствуйте!
Я люблю молодого человека. До сих пор мы с ним как бы дружим. По роду деятельности часто приходится ездить по городам. И во всех поездках рано или поздно случается одно и то же: мы проводим ночь вместе. Сначала провоцировала его на это я, пользуясь удобными случаями с невинными предлогами, теперь – он сам.
Правда, без полноценного секса, петтинг, да и только. Но это потому, что я не даюсь. Хотя хочу. И вот в эти самые ночи, да и вообще, когда мы остаемся наедине (а это бывает очень редко, практически только тогда и бывает) он целует и обнимает меня так, как целуют только очень сильно любимых и дорогих (с моей точки зрения).
Но наутро – как будто ничего и не было – что с моей стороны, что с его. Мы оба усиленно делаем вид, что преспокойненько спали в своих кроватях... И все остальное время на людях мы пытаемся не подавать виду. Я-то из девичьей гордости – "как так, он холоден, а я буду что-то демонстрировать", а он... А когда общаемся друг с другом, то только на общие темы и – не дай Бог, что-нибудь о чувствах. Я кокетничаю с другими, он тоже. Я думаю, что, по крайней мере, ему нравлюсь.
Но вот в чем проблема – он не делает шагов к сближению, фактически если бы я прекратила с ним общаться, он бы и не сделал ничего, чтобы это исправить. Короче, нахожусь я в ситуации полного самообмана и намеренного выдавания желаемого за действительное, а самое неприятное, что не знаю, как из этого выпутаться. И что хуже всего, люблю его, хочу быть с ним, ну и, соответственно, взаимности нереальной. Вот такая у меня проблема.
Доброго времени!
Начало и конец вещей: вы любите этого молодого человека. Точка. Еще несколько месяцев такой любви и тщетных ожиданий (вам, прошу прощения, сколько лет – четыре или уже пять с половиной? – он мне матрешку не дал поиграть, ну и я с ним больше не дружу), и вы его потеряете и потеряете безвозвратно. Однажды его кокетство станет чем-то большим, и та, другая, с которой он кокетничает, не будет ждать ни секунды, пока он там раскачается и сделает первый шаг, а скажет те слова и выразит те чувства, которые испытывает в его адрес. И тогда машите ему платочком и утирайте слезки...
Девичья гордость – это очень ценная вещь. Нет, видимо, ничего дороже и важнее, чем она. С ней можно не услышать признания в любви и не признаться самой. С ней не примеришь свадебное платье и не пойдешь в загс. С ней можно годами мечтать о поцелуях, и о жарких объятиях любимого человека, лежа одной, в холодной постели. С ней можно навязчиво и неотступно, и с каждым годом все сильнее и сильнее, замечать, что в магазинах продаются детские пеленки и красивые коляски, что другие мамы давно водят своих малышей на прогулку, в детский садик и в школу. Я мужчина и мне очень и очень сложно понять, что за великая такая это ценность, – эта девичья гордость, на которые вы готовы разменять миллион самых прекрасных и волнующих мгновений на свете...
Возможно, у вас есть теория о том, что мужчине нужно и совершенно необходимо сделать первый шаг, и во всем признаться. О, да, и в книжках так часто об этом пишут и в фильмах тоже нередко об этом говорят. В то же время вы хорошо знаете, что мужчина всегда более зажат эмоционально: он редко плачет, когда ему больно, он склонен замыкаться и страдать, но не показывать это открыто. Он прячет свои слезы, когда они наворачиваются на глаза и не показывает свою обиду или боль. Так уж устроен мужчина... При этом почему-то он должен в ярких тонах и сочных красках расписывать свою любовь и преданность до гробовой доски. Странно, не правда ли?
Знаете, вам легко признается в любви тот, кто вас не любит, или тот, кто скажет вам о чем угодно, лишь бы переспать с вами. И мужчине очень легко говорить о любви, когда он просто хочет секса... Мужчине легко говорить о любви, когда он не чувствует любовь, а думает о том, что он любит. Но мужчине очень сложно сказать о том, когда его переполняют чувства... Мужчина – он логик, он мыслит левополушарно, а вы знаете, что это такое – мыслить левым полушарием мозга?! Это математический аппарат, это логика, это область расчетов и анализа. Это как собака, которая все понимает, но сказать не может, а уж тем более – выразить всю глубину чувств и эмоций... Чего же вы от него ждете в таком случае? Подождите от кого-нибудь другого, кто просто захочет переспать с вами, и он вам распишет такую любовь, что не в сказке сказать, не пером описать...
У вас есть такой шанс, такой огромный и замечательный шанс подарить свою любовь, свое желание, свою страсть тому человеку, которого вы любите, желаете, о котором думаете... И мне очень жаль, что вы разменяете все это, чтобы отдаться какому-нибудь моральному уроду, который только и умеет, как трясти головой, шамкать губами слова любви направо и налево, и расшаркивать ножкой...
Жаль мне и его, ибо очень скоро он встретит женщину, которая не очень тревожится за свою девичью гордость, которая быстренько все скажет ему, уложит его в постельку, родит ему ребенка и превратит его в мужа, – не по любви, не по сердцу – а просто надо с кем-то жить, детей рожать, а то как подружки посмотрят, что соседи скажут...
Возможно, вы не это хотели услышать и вам не понравилось то, что я сказал. Но поверьте мне – это сказано настолько искренне, что эти свои слова я не разменял бы на тысячу самых красивых психологических теорий...
Как-то надвигающаяся гроза заставила меня искать ночлег в станице Багаевской, и, когда первые капли весеннего ливня забарабанили по крыше нахохлившегося газика, я уже сидел в чистой горнице своего друга, учителя Василия Спиридоновича. Жил он в этой станице лет сорок, сыновья и дочери его давно закончили учебные заведения и «отпочковались». Василий Спиридонович, неторопливый в движениях, седовласый, - превеликий охотник до откровенных разговоров.
И на этот раз, после того как мы и чайку попили, и d шахматы сразились, завязался излюбленный разговор о молодежи. Начала жена Василия Спиридоновича, осанистая женщина лет пятидесяти с небольшим, тоже учительница, но младших классов.
Понимаете, - с огорчением говорила она, - едут вчера по главной улице на одном велосипеде два парня и девица с ними. Представьте, она примостилась… на багажнике… Ветер юбку треплет, полощет, а она сидит, гогочет. Довольна! Велосипедистам, видно, даже неловко за нее. По тротуару впереди меня идут молодые рабочие из нашей эр-тэ-эс, один цедит сквозь зубы; «Видна по полету…» А другой в тон ему: «Полная аттестация».
И так мне обидно стало за эту «наездницу», ну прямо стащила бы ее своими руками, встряхнула и спросила: «Ты, милая, о девичьем достоинстве и скромности когда-нибудь слыхивала! Или для тебя это звук пустой!».
Ну, это что, подумаешь! - подзадорил жену Василий Спиридонович.
А вот и надо подумать! Надо! - возмущенно воскликнула она и покраснела. - Научить их знать себе цену! Мне ребята наши, старшеклассники, однажды на вечере доверительно рассказывали: «Знаете, Надежда Ивановна, какой девушка тон задает, такой мы и поддерживаем… Сразу определяем, что можно, а чего нельзя…» Или, - вызывающе посмотрела Надежда Ивановна на мужа, - нет такого понятия - девичья гордость!
И тогда, решив, что наступил его черед, взял слово Василий Спиридонович. По тому, как он прокашлялся, как разгладил короткие зеленовато-седые усы, я определил, что рассказ будет с лирическими отступлениями и размышлениями, которые я особенно любил.
Вот вы говорите «девичья гордость», - посмотрел он на меня, словно именно я начал этот спор. - Не знаю… Может быть, правильнее речь вести просто о человеческой гордости, а может быть, и есть она - гордость девичья… Во всяком случае, я понимаю ее как самоуважение девушки, как умение ее держать себя с достоинством, сдержанно, не давать себя в обиду… Та гордость, что не разрешает, скажем, вешаться на шею, даже если человек тебе очень нравится… Если позволите, я расскажу вам одну невыдуманную историю. Так сказать, проиллюстрирую наш разговор.
Василий Спиридонович нацелился на меня седыми кустистыми бровями и продолжал:
Среди многочисленных моих учеников было двое; Леночка Сапухина и Николай Рязанов. К моменту окончания средней школы Леночка превратилась в стройную красавицу со смоляными бровями, с милой, вдруг вспыхивающей улыбкой…
Что-то было в этой девушке такое, что не разрешало ребятам сказать при ней грубое слово, двусмысленность. Просто никто не мог бы себе представить подобной вольности. И когда еще в девятом классе один наш ловелас в шутку попытался обнять ее, она поглядела на него спокойно, но так, что он залепетал несусветное и отступил на совершенно неподготовленные позиции.
Она вовсе не была гордячкой, недотрогой или маменькиной дочкой. Леночка умела и дружить, и шумно повеселиться, была участницей всех школьных комсомольских дел. Но, понимаете, ее никогда не покидало драгоценное чувство человеческого достоинства. Я бы сказал, она крепко дорожила своей честью и даже в малом не давала себя в обиду.
К выпускному вечеру выяснилось, что Лена из всех ребят отдает предпочтение Николаю Рязанову.
Был Рязанов приметным парнем - спортсмен, артист школьного драмкружка, мотоциклист. Из себя видный: высокий, с каштановым чубом, серыми самоуверенными глазами. Все у него спорилось, и если близких друзей он не имел, то в приятелях у него полшколы ходило. Я бы не сказал, что было в нем хвастливое фазанье чванство, нет, но щегольнуть парень любил: шелковой маечкой, складкой брюк, лихим подъездом к школе на мотоцикле - знай, мол, наших!
Лена, окончив после школы курсы медсестер, стала работать в районной больнице, а Николай, тоже после курсов, - слесарем в эм-тэ-эс. Встречи их продолжались, а отношения, по моим наблюдениям, приобрели еще большую серьезность.
Но вот пришел срок Николаю идти в армию. Ну-с, прощание, расставание, клятвы верности, сердечный договор о том, что, когда Николай отслужит и вернется, они поженятся. Уехал.
В глазах Лены появился устойчивый суховатый блеск - свидетельство решимости ждать любимого, сколько бы ни понадобилось.
Переписка была сначала бурной, письма лились широким потоком, одно письмо нежнее другого. Потом струя стала тоньше, прерывистей и наконец совсем иссякла. А на третьем году разлуки Лена получила письмо; «Не сердись на меня, я женился, а ты свободна от своего слова».
Девушка очень тяжело пережила эту весть. За два года разлуки она ни с кем, кто пытался ухаживать за ней, а таких было немало, даже в кино не ходила. Все с подружками. Колю своего ждала. И даже Андрея Ступакова, что с полгода как демобилизовался, мягко отвергла, хотя был он ей симпатичен.
…Василий Спиридонович помолчал, разминая папиросу.
За окном ливень сбивал с тополей пух, и при ярких вспышках молний было видно, как летят на землю пропитанные влагой хлопья, собираются белыми комьями.
Прошло еще несколько месяцев, - продолжал Василий Спиридонович, - и в станицу возвратился Николай Рязанов с молодой женой. Хорошенькая такая куколка, но какая-то испуганная, все словно прислушивалась и ждала чего-то боязливо.
А Николай раздался в плечах, стал еще виднее, но был хмур, неразговорчив и раздражителен. Скоро поступил в эр-тэ-эс слесарем. Работник он хороший, к празднику на Доску почета попал… Однако всем было видно, что с семейной жизнью у него не ладится.
Никто не удивился, когда через полгода развелся он с женой - мол, характерами не сошлись, - но все осуждали этот его поступок.
Когда же вдруг во дворе Лены появились сваты Николая, станица насторожилась, ожидая, чем все это окончится. Так вот, сваты… Ну, какие там в наше время сваты! Просто, знаете, сохранилось это еще от древнего обычая - представительство, так сказать, из защитников интересов жениха.
Лены не было дома, когда сваты пришли, - уехала в город за медикаментами. Отца же ее и мать - колхозники они - визит этот поверг в смятение. Лена, возвратившись из города и услышав от матери рассказ о сватах и нерешительный вздох ее: «Может, доченька, счастье к тебе возвернулось, ты так сплеча не руби…», - побелела и, ни слова не сказав, быстро ушла в свою комнату.
До поздней ночи горел там свет, и мать слышала шаги дочери и - чудилось то матери или нет - сдержанные рыдания.
А наутро Лена вышла словно бы успокоенная, отправилась на работу.
К вечеру снова пришли сваты, на этот раз с женихом. Один-то он, видно, не осмеливался… Николай бодрился, старался держать себя непринужденно, но в глазах его мелькало беспокойство.
Лена вышла к гостям еще бледнее прежнего - ни кровинки в лице, - но спокойная такая. Величаво, низко поклонилась сватам: «Спасибо за честь… За хлопоты…»
Николай облегченно вздохнул, на губах его заиграла довольная улыбка.
А девушка к нему:
Только я так решила… Выйду за Андрея Ступакова… Поживем… посмотрим… Если характерами не сойдемся - к тебе приду.
И снова поклонилась, теперь уже Николаю:
Благодарствую.
Лицо у Николая пошло пятнами, он выскочил из хаты, а сваты, недоуменно переглядываясь, двинулись за ним.
* * *
Ну, и вышла она замуж за Андрея! - после долгого молчания спросил я Василия Спиридоновича.
Он хитренько улыбнулся:
Не так сразу это делается, Дайте срок… Да и Андрея оскорбило бы, если «от обиды». А вот Николаю из станицы уехать пришлось: потерял он себя в глазах людей.
Василий Спиридонович задумчиво погладил усы:
Не знаю: девичья это гордость… или как иначе назвать ее следует! Не знаю…
За окном стояла ночь. Светили ясные, омытые ливнем звезды. В открытую форточку ворвался свежий ветер, принес запах вешней воды, мягкие басовитые ноты теплоходного гудка.
