Мудрые советы бабушки салимы в контакте. Мудрые советы об отношениях от наших бабушек. Создай дома такую атмосферу, куда мужчина захочет возвращаться каждый день, так ты избежишь многих проблем

Заключённый №114
О жизни и подвиге священномученика Петра, митрополита Крутицкого
Игумен Дамаскин (Орловский)
Журнал "Фома" | № 10 (138) | октябрь 2014

Блестящий ученый и грамотный руководитель, в повседневной жизни Петр Федорович был настоящим бессребреником и строгим блюстителем веры и нравственности. В самом начале гонений он, по собственному выражению, «подписал себе смертный приговор», приняв в 1920 году постриг и священный сан.

Священномученик Пётр, митрополит Крутицкий (в миру Петр Федорович Полянский) родился в 1862 году в благочестивой семье священника села Сторожевое Воронежской епархии. В 1885 году он закончил по I разряду Воронежскую духовную семинарию, а в 1892 году - Московскую духовную академию и был оставлен при ней помощником инспектора.

Затем он занимал ряд ответственных должностей в Жировицком духовном училище, а впоследствии был переведен в Петербург, в штат Синодального учебного комитета. Будучи высокопоставленным синодальным чиновником, Петр Федорович отличался бессребреничеством и строгостью. Он объездил с ревизиями едва ли не всю Россию, обследуя состояние духовных школ. При всей своей занятости он находил время для научных занятий и в 1897 году защитил магистерскую диссертацию на тему «Первое послание святого Апостола Павла к Тимофею. Опыт историко-экзегетического исследования».

Петр Федорович принимал участие в Поместном соборе Русской Православной Церкви 1917–1918 годов. После революции он служил управляющим московской фабрикой «Богатырь».

Во время начавшихся гонений на святую Церковь, в 1920 году, Святейший Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и стать его помощником в делах церковного управления. Рассказывая об этом предложении брату, он сказал: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то буду предателем Церкви, но, когда соглашусь, я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор».

Сразу после архиерейской хиротонии в 1920 году во епископа Подольского, владыка Петр был сослан в Великий Устюг, но после освобождения из-под ареста Святейшего Патриарха Тихона вернулся в Москву, став ближайшим помощником Первосвятителя. Вскоре он был возведен в сан архиепископа (1923 год), затем стал митрополитом Крутицким (1924 год) и был включен в состав Временного Патриаршего Синода.

В последние месяцы жизни Патриарха Тихона митрополит Петр был его верным помощником во всех делах управления Церковью. В начале 1925 года Святейший назначил его кандидатом в Местоблюстители Патриаршего Престола после митрополита Казанского Кирилла и митрополита Ярославского Агафангела, будущих священномучеников. После кончины Патриарха обязанности Патриаршего Местоблюстителя были возложены на митрополита Петра, поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел находились в ссылке. В этой должности владыка Петр был утвержден и Архиерейским Собором 1925 года.

В своем управлении Церковью митрополит Петр шел по пути Патриарха Тихона - это был путь твердого стояния за Православие и бескомпромиссного противодействия обновленческому расколу.

Предвидя свой скорый арест, Владыка составил завещание о своих заместителях и передал настоятелю Даниловского монастыря деньги для пересылки ссыльным священнослужителям. Агенты ГПУ предлагали ему пойти на уступки, обещая какие-то блага для Церкви, но Владыка им отвечал: «лжете; ничего не дадите, а только обещаете…»

В ноябре 1925 года митрополит Петр был арестован - для него началась пора мучительных допросов и нравственных истязаний. После заключения в Суздальском политизоляторе, владыку привезли на Лубянку, где ему предлагали отказаться от первосвятительского служения в обмен на свободу, но он ответил, что ни при каких обстоятельствах не оставит своего служения.

В 1926 году владыка был отправлен этапом в ссылку на три года в Тобольскую область (село Абалацкое на берегу реки Иртыш), а затем на Крайний Север, в тундру, в зимовье Хэ, расположенное в 200 километрах от Обдорска. Ссылка вскоре была продлена на два года. Святителю удалось снять у местной старушки-самоедки домик из двух комнат. Сначала, отдохнув от тобольской тюрьмы, святитель чувствовал облегчение от свежего воздуха, но вскоре с ним случился первый тяжелый припадок удушья, астмы, и с тех пор он, лишенный медицинской помощи, не покидал постели. Он знал, что на его имя поступают посылки, но не получал их, пароход в Хэ приходил лишь раз в год. Но в той же ссылке владыка вновь был арестован (в 1930 году) и заключен в одиночную камеру екатеринбургской тюрьмы - на пять лет. Затем его перевели в верхнеуральский политизолятор. Ему предложили отказаться от Местоблюстительства, взамен обещая свободу, но святитель категорически отказался от этого предложения.

Ни продление срока ссылки, ни переводы во всё более отдаленные от центра места, ни ужесточение условий заключения не смогли сломить волю святителя, хотя и сокрушили могучее здоровье владыки. Все годы тяжелого одиночного заключения он даже словом не проявил ни к кому неприязни или нерасположения. В то время он писал: «…как Предстоятель Церкви я не должен искать своей линии. В противном случае получилось бы то, что на языке Церковном называется лукавством». На предложение властей принять на себя роль осведомителя в Церкви Патриарший Местоблюститель резко ответил: «Подобного рода занятия несовместимы с моим званием и к тому же несходны моей натуре». И хотя Первосвятитель был лишен возможности управлять Церковью, он оставался в глазах многих мучеников и исповедников, возносивших его имя за Богослужением, надежным островком твердости и верности в годы отступлений и уступок богоборческой власти.

Условия заключения святителя были очень тяжелы. Владыка страдал от того, что, чувствуя себя в ответе перед Богом за церковную жизнь, он был лишен всякой связи с внешним миром, не знал церковных новостей, не получал писем. Когда же до него дошли сведения о выходе «Декларации» митрополита Сергия (Страгородского), являвшегося его заместителем, Владыка был потрясен. Он был уверен в митрополите Сергии, в том, что тот осознает себя лишь «охранителем текущего порядка», «без каких-либо учредительных прав», на что святитель ему и указал в письме 1929 года, где мягко укорил митрополита Сергия за превышение им своих полномочий. В том же письме владыка просил митрополита Сергия «исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в Ней раздоры и разделения…».

В начале 1928 года с владыкой имел возможность встретиться и беседовать участник одной научной экспедиции, профессор Н. Ему владыка так сказал о своей оценке деятельности митрополита Сергия: «Для Первоиерарха подобное воззвание недопустимо. К тому же я не понимаю, зачем собран Синод, как я вижу из подписей под Воззванием, из ненадежных лиц. В этом воззвании набрасывается на Патриарха и меня тень, будто бы мы вели сношения с заграницей политические, между тем, кроме церковных, никаких отношений не было. Я не принадлежу к числу непримиримых, мною допущено всё, что можно допустить, и мне предлагалось в более приличных выражениях подписать Воззвание, но я не согласился, за это и выслан. Я доверял м. Сергию и вижу, что ошибся».

В 1929 году священномученику Дамаскину, епископу Стародубскому, удалось наладить через связного общение с митрополитом Петром. Через этого связного святитель устно передал следующее:

«1. Вы, епископы, должны сами сместить митрополита Сергия.

2. Поминать митрополита Сергия за Богослужением не благословляю».

В 1930 году из зимовья Хэ святитель написал еще одно, последнее, письмо митрополиту Сергию, где выразил огорчение, что тот, как лицо ему подчиненное, не посвятил его в свои намерения относительно легализации Церкви путем недопустимых компромиссов: «Раз поступают письма от других, то, несомненно, дошло бы и Ваше». Выражая свое отрицательное отношение к компромиссу с коммунистами и к уступкам им, допущенным митрополитом Сергием, владыка прямо требовал от последнего: «Если Вы не в силах защищать Церковь, уйдите в сторону и уступите место более сильному».

Таким образом, святитель считал, что русские архиереи должны сами наложить прещение на митрополита Сергия за его антиканонические деяния. Возможно, для этого и было подготовлено в 1934 году Послание священномученика архиепископа Серафима (Самойловича) о запрещении митрополита Сергия в священнослужении.

В 1931 году владыку частично парализовало. Случилось это после визита Тучкова, предложившего святителю стать осведомителем ГПУ. Еще ранее у него началась цинга. В 1933 году больного астмой престарелого святителя лишили прогулок в общем тюремном дворе, заменив их выходом в отдельный двор-колодец, где воздух был насыщен тюремными испарениями. На первой «прогулке» Владыка потерял сознание. Когда его перевели с ужесточением режима в Верхнеуральскую тюрьму особого назначения, то поместили снова в одиночную камеру, а вместо имени дали № 114. Это был режим строгой изоляции.

Есть свидетельства о том, что митрополит Сергий (Страгородский), ожидая освобождения законного Местоблюстителя, направил советскому правительству письмо, что в случае выхода из заключения митрополита Петра вся церковная политика уступок изменится в прямо противоположную сторону. Власти отреагировали должным образом, и владыка Петр, дождавшись дня освобождения - 23 июля 1936 года - в Верхнеуральской тюрьме, вместо свободы получил новый срок заключения еще на три года. К этому моменту ему было уже семьдесят четыре года, и власти решили объявить святителя умершим, о чем и сообщили митрополиту Сергию, которому в декабре был усвоен сан Патриаршего Местоблюстителя - еще при живом Местоблюстителе митрополите Петре. Так прошел еще год тяжкого заключения для больного старца-первосвятителя.

В июле 1937 года по распоряжению Сталина был разработан оперативный приказ о расстреле в течение четырех месяцев всех находящихся в тюрьмах и лагерях исповедников. В соответствии с этим приказом администрация Верхнеуральской тюрьмы составила против Святителя обвинение: «…проявляет себя непримиримым врагом советского государства <…>, обвиняя в гонении на Церковь ее деятелей. Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя».

27 сентября (10 октября н. ст.) 1937 года в 4 часа дня священномученик митрополит Петр был расстрелян в магнитогорской тюрьме, и тем самым увенчал свой исповеднический подвиг пролитием мученической крови за Христа.

Канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в 1997 году.
Дни памяти: январь 29 (новомуч.), сентябрь 27, октябрь 5 (Моск. свт.).

Игумен Дамаскин (Орловский). Публикуется по книге: Игумен Дамаскин. «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия». Тверь, Издательство «Булат», 1992-2001.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Статья на сайте журнала "Фома".

Священномученик Петр (в миру Петр Федорович Полянский) родился 28 июня 1862 года в селе Сторожевом Коротоякского уезда Воронежской епархии в благочестивой семье приходского священника.

В 1885 году он по первому разряду закончил полный курс Воронежской Духовной Семинарии и был определен на должность псаломщика при церкви села Девицы в родном ему Коротоякском уезде. Два года спустя будущий Местоблюститель Патриаршего Престола был принят вольнослушателем, а после сдачи экзаменов - студентом Московской Духовной Академии. В студенческие годы он, по воспоминаниям его сокурсника митрополита Евлогия, отличался благодушием, покладистостью, доброжелательностью (Митрополит Евлогий. Путь моей жизни. Париж, 1947, с. 38). Академию он закончил в 1892 г. со степенью кандидата богословия, полученной за курсовое сочинение "О пастырских посланиях", и был оставлен при Академии помощником инспектора.

Одновременно с исполнением многотрудных и хлопотных обязанностей помощника инспектора будущий святитель безвозмездно преподавал Закон Божий в частном женском училище Сергиева Посада. Помимо этого он проходил еще должность секретаря Общества спасения на водах. При большой загруженности церковными и общественными послушаниями Петр Федорович Полянский находил время и для научных занятий, работал над магистерской диссертацией на тему: "Первое послание св. Апостола Павла к Тимофею. Опыт историко-экзегетического исследования", которую успешно защитил в 1897 году. В 1895 году будущий святитель - в должности церковного старосты у себя на родине, в селе Сторожевом Воронежской епархии. За особое усердие в благоукрашении приходского храма Богоявления он был удостоен архипастырской признательности.

В 1896 году он в течение недолгого времени преподавал греческий язык в Звенигородском духовном училище.

В 1917 году Россия и Русская Православная Церковь вступили на путь тяжких испытаний. Вскоре после прихода к власти большевиков, в январе 1918 года, был издан Декрет об отделении Церкви от государства, который среди прочих дискриминационных мер, лишал Церковь прав юридического лица и предусматривал конфискацию всего церковного имущества. финансирование из казны всех церковных учреждений, в том числе и Учебного Комитета при Священном Синоде, прекратилось.

В 1918 году Учебный Комитет был закрыт, и священномученик Петр переехал в Москву, где принял участие в деяниях Поместного Собора, состоя в его секретариате. На Соборе было возобновлено его близкое знакомство со Святейшим Патриархом Тихоном.

В 1920 году Патриарх Московский и всея России Тихон предложил священномученику Петру принять постриг, священство и епископство и стать ему помощником в делах церковного управления. Предложение это было сделано в пору кровавых гонений на Церковь, когда замучены были уже тысячи священнослужителей и более десяти архиереев, когда епископство, как и в древние времена, сулило не почет и безбедную жизнь, а голгофские страдания. И священномученик Петр отнесся к призыву Первосвятителя как к призыву свыше, от Бога. В ту пору он жил в Москве, в доме своего брата, священника церкви Николы-на-Столпах Василия Полянского. Поведав брату и родным о предложении Святейшего Патриарха, он сказал: "Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но когда соглашусь, - я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор".

Так, в 58-летнем возрасте он выбрал стезю, которая по его же словам, оказавшимся пророческими, возвела его на Голгофу. Будущий Предстоятель Русской Церкви принял постриг и благодать священства от руки митрополита Сергия, которого он впоследствии назначит своим Заместителем, а его хиротонию во епископа Подольского, викария Московской Епархии, возглавил Святейший Патриарх.

Сразу после хиротонии епископ Петр был арестован и сослан в Великий Устюг. Там он жил вначале у знакомого священника, потом в сторожке при городском соборе. В ссылке он имел возможность совершать Божественную литургию в сослужении великоустюжского духовенства.

После освобождения Патриарха Тихона из-под ареста многие сосланные и томившиеся в заключении архиереи и священники получили возможность вернуться к своему служению. Среди них был и епископ Подольский Петр. Возвратившись в Москву, он стал ближайшим помощником Первосвятителя, был возведен в сан архиепископа, потом митрополита Крутицкого и включен в состав Временного Патриаршего Синода.

По возвращении Святейшего Патриарха Тихона к церковному управлению, приходы, захваченные обновленцами, переходили под омофор Первосвятителя; священники, подчинившиеся раскольническому ВЦУ, приносили покаяние в совершенной ими измене. Перед угрозой потери влияния и власти, предводители раскола ищут объединения с Патриаршей Церковью, надеясь при поддержке гонителей Церкви - гражданских властей - возглавить ее. В окружении Святейшего Патриарха часть епископов готова была искать компромисса с раскольниками; но среди архиереев, твердо выступивших тогда против каких бы то ни было уступок обновленцам, был священномученик Петр. На совещании епископов, состоявшемся в Свято-Даниловом монастыре в конце сентября 1923 г., он высказывался против компромисса с раскольниками. И эта линия церковной политики победила.

В последние месяцы исповеднического жития Святейшего Патриарха Тихона его верным первым помощником во всех делах церковного управления, в том числе и во взаимоотношениях с гражданскими властями, был митрополит Петр.

Незадолго до своей блаженной кончины, в день Рождества Христова , Святейший Патриарх Тихон составил новую редакцию своего Завещания о преемстве Патриаршей власти в условиях, когда невозможно было созвать избирательный Поместный Собор.

Новая редакция Завещания гласила: "В случае нашей кончины, наши Патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового Патриарха, представляем временно Высокопреосвященнейшему Митрополиту Кириллу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосвященнейшему Митрополиту Агафангелу. Если же и сему Митрополиту не представится возможность осуществить это, то наши Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященнейшему Петру, Митрополиту Крутицкому".

В день погребения Святителя Тихона, 12 апреля 1925 г., состоялось совещание собравшихся на его отпевание архипастырей; ознакомившись с текстом Завещания, епископы постановили подчиниться воле почившего Первосвятителя. Поскольку Митрополиты Кирилл и Агафангел томились в ссылке, обязанности Патриаршего Местоблюстителя возложены были на упомянутого в Завещании Митрополита Крутицкого Петра.

Возложив на себя бремя высшей церковной власти, Митрополит Петр совершал свое Первосвятительское служение в крайне трудных для Церкви условиях, когда добрая половина епископата и многие тысячи священников находились в лагерях и ссылках, когда Церковь страдала не только от внешних и явных врагов своих, но также и от спровоцированных ее гонителями расколов: нешвенный хитон Христов пытались разодрать обновленцы и украинские самосвяты, а также приверженцы иных, имевших локальное распространение, схизм. Выбирая линию церковной политики в отношениях с государственной властью и раскольниками. Митрополит Петр следовал по пути, проложенному его святым предшественником Патриархом Тихоном - твердое стояние на страже Православия, бескомпромиссное противодействие обновленчеству, лояльность в отношениях с государственной властью, но без роняющих достоинство Церкви заявлений об идеологической близости с ней или о том, что Церковь пользуется в Советском государстве свободой.

В 1925 году обновленцы готовили очередной лже-собор. Как и после освобождения Святейшего Патриарха Тихона из-под домашнего ареста, после его кончины вновь делались попытки договориться с Патриаршей Церковью об объединении; и некоторые из православных священнослужителей готовы были пойти навстречу коварным предложениям об объединении. В этих обстоятельствах Глава Церкви Митрополит Петр обратился к архипастырям, пастырям и всем чадам Православной Российской Церкви с посланием, в котором бесстрашно обличил происки раскольников, за спиной которых стояли гонители Церкви, а колеблющихся и малодушных убеждал хранить верность Православию и канонической правде.

В этом Послании говорится: "Должно твердо помнить, что по каноническим правилам Вселенской Церкви все.... самочинно устраиваемые собрания, как и бывшее в 1923 году живоцерковное собрание, незаконны. Поэтому на них присутствовать православным христианам, а тем более выбирать от себя представителей на предстоящие собрания канонические правила воспрещают... В Святой Божией Церкви законно и канонично только то, что благословлено Богоучреждённою Церковною властию, преемственно сохраняющейся от времен Апостольских. Всё же самочинное, все, что совершалось обновленцами без соизволения в Бозе почившего Святейшего Патриарха, все, что теперь совершается без благословения нашей мерности - Местоблюстителя Патриаршего Престола, действующего в единении со всей православной законной иерархией, - все это не имеет силы по канонам Святой Церкви (Апост. пр.34, Антиох. пр.39), ибо истинная Церковь едина и едина пребывающая в ней благодать Всесвятого Духа... ...Не о соединении с Православной Церковью должны говорить так называемые обновленцы, а должны принести искреннее раскаяние в своих заблуждениях. И мы непрестанно молим Господа Бога, да возвратит Он заблудших в лоно Святой Православной Церкви".

После издания "Послания" Патриаршего Местоблюстителя но замыслам обновленцев подчинить себе "тихоновцев" через объединение с ними нанесен был удар. В своих печатных изданиях сами раскольники последствия этого Послания оценили так: "Воззвание Митрополита Петра определило всю линию поведения староцерковников... При этом по местам легко было уже просто ссылаться на центр что мы и видим на самом деле... Так, например, в Ленинградской епархии "среди духовенства появилась "левая группа" тихоновцев, которая склонна была идти навстречу примирительной политике Священного Синода. До появления воззвания Петра Крутицкого эта группа подавала надежды, что она окажет свое давление на епископов и постарается сдвинуть их с непримиримой позиции. Но как только появилось воззвание Петра..., она заговорила другим языком".

В обновленческих газетах и журналах развязана была кампания травли Местоблюстителя Патриаршего Престола. Его обвиняли в сношениях с церковной и политической эмиграцией, в контрреволюционных настроениях и антиправительственной деятельности. Своего пика эта кампания достигла в той провокации, которую устроил Александр Введенский на обновленческом лже-cоборе, состоявшемся в октябре 1925 г.

Незадолго до "собора" обновленческим Синодом в Уругвай был направлен Николай Соловей с титулом епископа Южной Америки. Через два месяца после выезда он выступил с заявлением, которое можно было расценить как свидетельство о раскаянии в грехе раскола. Прошел год - и Соловей прислал на имя лже-собора письмо, которое и было оглашено на нем: "Мое прегрешение перед Священным Синодом заключается в следующем: 12 мая 1924 г., за 4 дня до моего отъезда за границу, я имел двухчасовое совещание с Патриархом Тихоном и Петром Крутицким. Патриарх Тихон дал мне собственноручно написанное письмо следующего содержания: 1) что я принят и возведен в сан архиепископа; 2) что Святая Церковь не может благословить великого князя Николая Николаевича, раз есть законный и прямой наследник престола - великий князь Кирилл".

Грубая клевета на Патриарха и Митрополита Петра дала Введенскому повод для недостойной остроты: "Оказывается, что тихоновский корабль плавает в международных водах, и трудно сказать, где главные капитаны: за рубежом или на Крутицах." Под его диктовку была составлена резолюция: "Собор констатирует непрекращающуюся связь тихоновщины с монархистами".

Домогаясь устранения Местоблюстителя, обновленческие авторы публикуют в Известиях такую характеристику Первоиерарха: "Заматерелый бюрократ Саблеровского издания, который не забыл старых методов церковного управления. Он опирается на людей, органически связанных со старым строем, недовольных революцией, бывших домовладельцев и купцов, думающих еще посчитаться с современной властью". В недолгое время своего Первосвятительского служения в Москве Митрополит Петр часто совершал Божественную литургию в московских приходских и монастырских церквах. Особенно он любил бывать в Свято-Даниловом монастыре, арестованного священноархимандрита которого, архиепископа Феодора (Поздеевского), Местоблюститель высоко ценил за его непоколебимое стояние на страже Православия, за неукоснительное следование канонам, за обширную богословскую образованность и глубокий ум.

30 августа (12 сентября) 1925 г. на престольный праздник Патриарший Местоблюститель служил в Троицком соборе монастыря, где покоились мощи благоверного князя Даниила Московского . Монастырь был заполнен молящимся народом. Путь к раке со святыми мощами устилал ковер из живых цветов. Войдя в храм, Митрополит Петр прошел к мощам святого и благоговейно приложился к ним. Некоторые монахи видели, что, когда он пошел к солее, над мощами образовалось как бы облако, в котором возник образ святого князя Даниила; и во все время, пока Митрополит шел к алтарю, образ этот сопровождал его. После службы Митрополит Петр передал возглавлявшему после ареста архиепископа Феодора Даниловскую братию архиепископу Парфению (Брянских) деньги для пересылки находившимся в ссылке священнослужителям.

Священномученик Петр помогал многим заключенным и сосланным. Он сам отправлял деньги митрополиту Казанскому Кириллу (Смирнову), архиепископу Никандру (Феноменову), своему предшественнику по Крутицкой кафедре, томившемуся в ссылке в Туркестане, секретарю Патриарха Тихона Петру Гурьеву и другим изгнанникам. Получая после службы деньги. Митрополит Петр обычно сразу отдавал их для пересылки в тюрьмы, лагеря и места ссылки. Он дал благословение приходским причтам жертвовать в пользу заключенных священнослужителей.

И эта его деятельность вызывала крайнее недовольство гонителей Церкви. В ГПУ был выработан план по устранению Митрополита Петра и учинению нового раскола. Своим орудием враги Церкви избрали несколько честолюбивых архиереев во главе с епископом Можайским Борисом (Рукиным), к этой группе принадлежал и архиепископ Екатеринбургский Григорий (Яцковский), впоследствии возглавивший ее. Представители ГПУ в беседах с епископом Борисом предлагали ему образовать инициативную группу и подать от ее имени ходатайство во ВЦИК о легализации Высшего Церковного Управления, одновременно издав обращение к пастве, в котором будет подчёркнуто вполне сочувственное отношение Церкви к политике Советского правительства. После чего, уверяли епископа Бориса, Высшее Церковное Управление, епархиальные управления и православные общины будут легализованы. Епископ Борис согласился со сделанным предложением, но заявил, что один он ничего сделать не сможет, и направил представителя ГПУ к Патриаршему Местоблюстителю, рекомендуя Митрополиту Петру принять предложение ГПУ. Но Местоблюститель отверг предлагаемую ему сделку; несмотря на это, епископ Борис не прекратил своих переговоров в ГПУ, одновременно домогаясь у Митрополита Петра созыва Архиерейского собора, на котором планировал отстранить Предстоятеля Церкви от Местоблюстительства. На настойчивые домогательства епископа Бориса Митрополит Петр отвечал: "Власти несомненно не допустят никакого свободного собрания православных архиереев, не говоря уже о Поместном соборе".

Представители ГПУ так формулировали свои условия, при выполнении которых они обещали нормализовать юридическое положение Церкви: 1) издание декларации, призывающей верующих к лояльности относительно советской власти; 2) устранение неугодных власти архиереев; 3) осуждение заграничных епископов и 4) контакт в деятельности с правительством в лице представителя ГПУ.

Митрополит Петр решил составить декларацию, адресованную советскому правительству, в которой он собирался показать, какими он видит отношения Церкви с государством в сложившихся обстоятельствах. По черновому проекту Местоблюстителя текст декларации написал епископ Иоасаф (Удалов). Документ этот не был передан властям, поскольку митрополит Петр считал недостойным для Церкви передавать его через представителя ГПУ, а хотел для этого встретиться с главой правительства.

Проект декларации, адресованной в Совет народных комиссаров СССР, заканчивался такими словами: "Возглавляя в настоящее время после почившего Патриарха Тихона Православную Церковь на территории всего Союза и свидетельствуя снова о политической лояльности со стороны Православной Церкви и ее иерархии, я обращаюсь в Совнарком с просьбой, во имя объявленного лозунга о революционной законности, сделать категорические распоряжения ко всем исполнительным органам Союза о прекращении административного давления на Православную Церковь и о точном выполнении ими изданных центральными органами власти узаконений, регулирующих религиозную жизнь населения и обеспечивающих всем верующим полную свободу религиозного самоопределения и самоуправления. В целях практического осуществления этого принципа я прошу, не откладывая далее, зарегистрировать повсеместно на территории СССР староцерковные православные общества, со всеми вытекающими из этого акта правовыми последствиями, и проживающих в Москве архиереев возвратить на места. Вместе с этим беру на себя смелость возбудить ходатайство перед Совнаркомом о смягчении участи административно наказанных духовных лиц. Одни из них - и притом некоторые в преклонном возрасте - не один год томятся в глухих безлюдных местах Печоры и Нарыма со своими застарелыми недугами без всякой медицинской помощи кругом, другие на суровом Соловецком острове исполняют физическую принудительную работу, к которой большинство из них совершенно не приспособлено. Есть лица, амнистированные ЦИКом СССР и после этого вот уже 2 года томящиеся в безводных степях Туркестана, есть лица, отбывшие свой срок ссылки, но все еще не получившие разрешения возвратиться на места служения.

Я решаюсь также просить и о более гуманном отношении к духовным лицам, находящимся в тюрьмах и отправляемым в ссылку. Духовенство в подавляющем большинстве изолируется по подозрению в политической неблагонадежности, а потому по справедливости к ним должен был применяться тот же несколько облегченный режим, каковой везде и всюду применяется к политическим заключенным. Между тем, в настоящее время наше духовенство содержится вместе с заключенными уголовными преступниками и иногда, регистрируемые как бандиты, вместе с ними в общих партиях отправляются в ссылку.

Выражая в настоящем ходатайстве общие горячие пожелания всей моей многомиллионной паствы, как признанный ее высший духовный руководитель, я имею надежду, что желания нашего православного населения не будут оставлены без внимания высшим правительственным органом всей нашей страны; так как представить наиболее многочисленной Православной Церкви права легального свободного существования, какими пользуются другие религиозные объединения, - это значит совершить по отношению к большинству парода только акт справедливости, который со всею признательностью будет принят и глубоко оценен православно-верующим народом".

Этот документ попал в руки властей только после изъятия его при обыске у Местоблюстителя, но умонастроение Митрополита Петра было хорошо известно властям. Они вполне понимали, что им не удастся сделать из него орудие в исполнении своих разрушительных для Церкви замыслов. 11 ноября 1925 года комиссия по проведению декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП(б) постановила: "Поручить т. Тучкову ускорить проведение наметившегося раскола среди тихоновцев...В целях поддержки группы, стоящей в оппозиции к Петру, ...поместить в "Известиях" ряд статей, компрометирующих Петра, воспользовавшись для этого материалами недавно закончившегося обновленческого собора. Просмотр статей поручить т.т. Стеклову П.И., Красикову П.А. и Тучкову. Им же поручить просмотреть готовящиеся оппозиционной группой декларации против Петра. Одновременно с опубликованием статей поручить ОГПУ начать против Петра следствие".

В конце ноября проведены были массовые аресты священнослужителей, близких Митрополиту Петру. Среди арестованных в ноябре и декабре 1925 г. были епископы Амвросий (Полянский), Тихон (Шарапов), Николай (Добронравов), Гурий (Степанов), Иоасаф (Удалов), Пахомий (Кедров), Дамаскин (Цедрик), а также бывшие обер-прокуроры Святейшего Синода Владимир Саблер и Александр Самарин. Местоблюститель видел, что неминуем и близок его арест. Предвидя самые худшие последствия для себя, он 5 и 6 декабря 1925 г. составил два документа. В первом из них он писал: "В случае нашей кончины наши права и обязанности как Патриаршего Местоблюстителя до законного выбора нового Патриарха представляем временно, согласно воле в Бозе почившего Святейшего Патриарха Тихона, Высокопреосвященным митрополитам Казанскому Кириллу и Ярославскому Агафангелу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам тому и другому митрополиту вступить в отправление означенных прав и обязанностей, таковые передать Высокопреосвященному митрополиту Арсению. Если же и сему митрополиту не представится возможным осуществить это, то права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя переходят к Высокопреосвященному митрополиту Нижегородскому Сергию".

В распоряжении, составленном днем позже, 6 декабря, говорилось: "В случае невозможности, по каким-либо обстоятельствам отправлять мне обязанности Патриаршего Местоблюстителя, временно поручаю исполнение таковых обязанностей Высокопреосвященному Сергию (Страгородскому), митрополиту Нижегородскому. Если же сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то во временное исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя вступит Высокопреосвященный Михаил (Ермаков), Экзарх Украины, или Высокопреосвященный Иосиф (Петровых), архиепископ Ростовский, если митрополит Михаил (Ермаков) лишен будет возможности выполнять это мое распоряжение. Возглашение за богослужением моего имени, как Патриаршего Местоблюстителя, остается обязательным".

В эти скорбные дни Местоблюститель Патриаршего Престола составил также нечто вроде завещания, в котором он излагал свое видение положения Церкви и призывал пастырей и всех верных чад церковных хранить верность Спасителю, свято блюсти Предание Церкви и священные каноны. Он писал: "Меня ожидают труды, суд людской, но не всегда милостивый. Не боюсь труда - его я любил и люблю, не страшусь и суда человеческого - неблагосклонность его испытали не в пример лучшие и достойнейшие личности. Опасаюсь одного: ошибок, опущений и невольных несправедливостей, - вот что пугает меня. Ответственность своего долга глубоко сознаю. Это потребно в каждом деле, но в нашем - пастырском - особенно. Не будет ни энергии, ни евангельской любви, ни терпения в служении, если у пастырей не будет сознания долга. А при нем приставникам винограда Господня можно только утешаться, радоваться. Если отличительным признаком учеников Христовых, по слову Евангелия, является любовь, то ею должна проникать и вся деятельность служителя алтаря Господня, служителя Бога мира и любви. И да поможет мне в этом Господь! Вас же прошу исполнять с любовью, как послушных детей, все правила, постановления и распоряжения Церкви. ... уставы и правила ее многие считают произвольными, лишними, обремененными и даже отжившими. Но мудрецы все при всей своей самоуверенности не изобрели средств укрепить нашу волю в добре, дать человеку почувствовать сладость духовной свободы от страстей, мира совести и торжества победы в борьбе со злом, как это делают труды и подвиги, предписываемые уставами Церкви. К каким несчастным последствиям может привести уклонение от церковных постановлений, показывает горький опыт братий наших по духу и плоти, отколовшихся от единения со Святой Церковью, блуждающих во мраке предрассудков, и тем самопроизвольно отчуждающих себя от упования вечной жизни. Буду молиться, недостойнейший пастырь, чтобы мир Божий обитал в сердцах наших все время жизни нашей. Для всякого православного человека, переживающего наши события, они не могут не внушать опасений за судьбу Православной Церкви, пагубный раскол, возглавляемый епископами и пресвитерами, которые забыли Бога и предают своих собратий и благочестивых мирян, - это все, может быть, не так еще опасно для Церкви Божией, которая всегда крепла, обновлялась страданиями. Но грозен, опасен дух лести, ведущий борьбу с Церковью и работающий над ее разрушением под видом заботы..."

9 декабря 1925 года по постановлению Комиссии по проведению Декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП(б) Местоблюститель Патриаршего Престола Митрополит Петр был арестован. По распоряжению Местоблюстителя исполнение его обязанностей перешло к митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородскому). А для Митрополита Петра началась страда мучительных допросов и нравственных истязаний в неволе.

12 декабря состоялся первый допрос священномученика. Его обвиняли в контрреволюционной деятельности на том основании, что он не лишил звания митрополита Киевского "заведомого контрреволюционера" Антония (Храповицкого), и не назначил на его место нового митрополита.

Туда назначен Михаил Экзархом Украины и временно управляющим.

Значит, он митрополит? - спросил следователь.

Это должен решить Собор, а я назначить митрополита Киевского не компетентен, это компетенция Собора Украинского.

На допросе 18 декабря следователь спросил Митрополита Петра: "А возможно ли признание Церковью справедливости социальной революции? - Нет, невозможно, - ответил заточенный Патриарший Местоблюститель. - Социальная революция строится на крови и братоубийстве, чего Церковь признать не может. Лишь война еще может быть благословлена Церковью, поскольку в ней защищается отечество от иноплеменников и православная вера".

После нескольких допросов Митрополит Петр решил сам в записке, адресованной начальнику 6 отделения ОГПУ, осуществлявшему антицерковные акции, Тучкову, объяснить свою позицию.

"Русская церковная история, - писал он, - едва ли знает такое исключительно трудное время для управления Церковью, как время в годы настоящей революции. Тот, кому это управление поручено, становится в тяжкое положение между верующими (по всей вероятности, с различными политическими оттенками), духовенством (также неодинакового настроения) и властью. С одной стороны, приходится выдерживать натиск народа и стараться не поколебать его доверия к себе, а с другой - необходимо не выйти из повиновения власти и не нарушать своих отношений с нею. В таком положении находился Патриарх Тихон , в таком же положении очутился и я в качестве Патриаршего Местоблюстителя. Я отнюдь не хочу сказать, чтобы власть вызывала на какие-либо компромиссы в вопросах веры или касалась церковных устоев, - этого, конечно, не было и быть не может. Но у народа своя точка зрения. Простой, например, факт передачи какого-либо храма обновленцам, от которых он отворачивается с негодованием, истолковывается в смысле вмешательства власти в дела церковные и даже гонения на Церковь. И как ни странно, - в этом он готов видеть чуть ли и не нашу вину... Теперь спрашивается, какая же в данном случае должна быть линия моего поведения? Я решил сблизиться с народом...

Вот почему я очень редко обращался к Вам со своими заявлениями. Не скрою и другого мотива этих редких обращений, - мотив этот опять-таки кроется в народном сознании. Простите за откровенность, - к человеку, который часто сносится с ГПУ, народ доверия не имеет.

На мое управление имели значение и некоторые влияния, - их я не старался избегать. Мои собратья-архиереи были неодинакового настроения в церковном отношении, одни были либерального, другие - строго церковного. С мнением последних я считался и их советами пользовался, так как народ относился к ним с большим доверием и даже называл некоторых из них столпами Церкви... Но их суждения не выходили за пределы церковности. Замечательно, что никто из более либеральных архиереев никогда не высказал даже намека на какое-либо порицание этих строго церковных архиереев. И не называл их лицами с какой-либо политической окраской... Лиц из светской интеллигенции я почти не знал и сношений с ними не имел, если не считать известного Вам случая обращения к Д.Д. Самарину, как бывшему своему обер-прокурору и человеку весьма образованному в церковной сфере. Правда, доносились пожелания, чтобы я был тверд на своем месте и строго охранял православную веру и церковные порядки. Признаюсь, пожелания эти для меня были небезразличны, я к ним прислушивался и в некоторых случаях руководился ими..."

Митрополит Петр страдал в застенке ГПУ не только от тяжких условий неволи и изнурительных допросов; еще большую боль причиняли ему тревога за судьбу Церкви, ответственность за которую он нес перед Богом. Назначенный им Заместитель митрополит Сергий взял на себя бремя церковного управления, но власти не разрешали ему переехать из Нижнего Новгорода в Москву. Тем временем в Москве вокруг епископа Можайского Бориса, интриговавшего против Митрополита Петра в сотрудничестве с агентами ГПУ, и архиепископа Екатеринбургского Григория (Яцковского) сложилась группа епископов, которые самочинно объявили об образовании Высшего Временного Церковного Совета (ВВЦС), которому усваивали полноту церковной власти. Митрополит Сергий запретил архиепископа Григория и единомышленных с ним архиереев за учинение раскола в священнослужении.

До Митрополита Петра сведения о церковных событиях доходили в урезанном виде; дозировали их поступление к нему Тучков и сотрудники ОГПУ: их целью было дезинформировать Патриаршего Местоблюстителя, подтолкнуть его на неверные шаги и тем запутать и ещё более усложнить ситуацию с высшим церковным управлением, привести ее к полному расстройству и обезглавить Церковь.

В этих целях Тучков разрешил архиепископу Григорию встретиться в тюрьме с Митрополитом Петром. В своем докладе на имя Местоблюстителя архиепископ Григорий предложил утвердить в качестве высшей церковной власти коллегию из четырех архиереев, в которую он включил себя и единомышленных с ним епископов из ВВЦС. Опасаясь за судьбу церковного управления, страшась церковной анархии и раскола, Митрополит Петр в резолюции на докладе архиепископа Григория поручил временное исполнение обязанностей Местоблюстителя трем архиереям: архиепископу Екатеринбургскому Григорию, Владимирскому Николаю (Добронравову) и Томскому Димитрию (Беликову); исключив из предлагавшегося списка тех, кого предлагал архиепископ Григорий. Во время этой беседы архиепископ Григорий, а также уполномоченные ОГПУ Тучков и Казанский скрыли от Митрополита Петра то обстоятельство, что архиепископ Николай арестован, а архиепископ Димитрий лишен возможности прибыть в Москву. Подозревая, что творится что-то неладное, что его обманывают, Митрополит Петр после долгих раздумий попросил включить в создаваемую коллегию и такого авторитетного и выдающегося архипастыря как митрополит Арсений (Стадницкий).

Пожалуйста, - согласился Тучков, - напишите телеграмму о вызове, а мы пошлем. Местоблюститель составил телеграмму, но Тучков ее по адресу не послал. Находясь в одиночном заключении, лишенный надежных сведений о положении Церкви, Митрополит Петр тяжело скорбел, сомневаясь в правильности принятого решения об образовании коллегии. Все это сказалось на его здоровье; после встречи с архиепископом Григорием он заболел тяжелым нервным расстройством и 4 февраля был помещен в тюремную больницу.

Зная о том, что резолюция Митрополита Петра о передаче церковной власти коллегии из трех архиереев явилась следствием введения его в заблуждение и, учитывая то обстоятельство, что такая коллегия образована не была, а резолюция Местоблюстителя выдавалась группировкой архиепископа Григория и епископа Бориса как санкция на деятельность ВВЦС, который очень скоро был зарегистрирован гражданской властью, митрополит Сергий, опираясь на поддержку почти всего епископата Русской Церкви, продолжал исполнять обязанности Заместителя Местоблюстителя.

Между тем в Пермской тюрьме Тучков встретился с митрополитом Агафангелом, вторым кандидатом на пост Патриаршего Местоблюстителя по завещанию Патриарха Тихона; владыке разрешили выехать из Перми, где он отбывал ссылку, в свой кафедральный город Ярославль; одновременно Тучков, представив ему в самом негативном виде дела с высшим церковным управлением, которые особенно обострены были борьбой между митрополитом Сергием и ВВЦС во главе с архиепископом Григорием, предложил митрополиту вступить в исполнение обязанностей Местоблюстителя. Тучков при этом обещал митрополиту Агафангелу без промедления зарегистрировать церковное управление, которое он возглавит. Митрополит Агафангел недооценил коварства Тучкова и поверил ему. 18 апреля 1926 г. он отправил из Перми послание, в котором объявил о своем вступлении в должность Местоблюстителя, которую на законном основании занимал Митрополит Петр. Послание митрополита Агафангела способно было вызвать новый раскол в Церкви.

2 мая Тучков докладывал на заседании комиссии по проведению декрета об отделении Церкви от государства об успехах в провоцировании расколов. Комиссия постановила: "Проводимую ОГПУ линию по разложению тихоновской части церковников признать правильной и целесообразной. Вести линию на раскол между митрополитом Сергием (назначенным Петром временным Местоблюстителем) и митрополитом Агафангелом, претендующим на Патриаршее Местоблюстительство, укрепляя одновременно третью тихоновскую иерархию - Временный Высший Церковный Совет во главе с архиепископом Григорием как самостоятельную единицу. Выступление Агафангела с воззванием к верующим о принятии на себя обязанностей Местоблюстителя признать своевременным и целесообразным. Дело о митрополите Петре выделить и продолжать дальнейшее следствие в течение 1 - 2-х месяцев. Поручить ОГПУ этим временем окончательно выяснить положение о взаимоотношениях Местоблюстителей Сергия и Агафангела, после чего и решить вопрос о дальнейшем содержании Петра".

22 мая митрополит Сергий сообщил в письме Местоблюстителю о том, что владыка Агафангел получил свободу и претендует на возглавление Церкви. Заместитель Местоблюстителя просил узника воздержаться от передачи ему Местоблюстительства. Тучков, желая, чтобы ситуация с высшей церковной властью еще более усложнилась, передал это письмо заключенному Митрополиту и настойчиво предлагал ему отказаться от Местоблюстительства, обещал в этом случае легализовать церковное управление, Митрополита Петра освободить из уз и дать ему возможность беспрепятственно отправиться на лечение на Кавказ или в Крым.

Введенный в заблуждение относительно истинных намерений ОГПУ, лишенный всякого честолюбия, Митрополит Петр в письме от 22 мая приветствовал решимость митрополита Агафангела взять на себя бремя Местоблюстительства, предполагая вопрос об окончательной передаче своих обязанностей решить по возвращении из ссылки первого кандидата в Местоблюстители, согласно завещанию Патриарха Тихона, митрополита Кирилла. Митрополит Кирилл свободы не получил, и 9 июня Митрополит Петр в письме на имя митрополита Агафангела подтвердил передачу ему Местоблюстительства. Однако по богомудрой осторожности свое решение он сопроводил оговоркой: "В случае отказа митрополита Агафангела от восприятия власти или невозможности ее осуществления права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя возвращаются снова ко мне, а заместительство - митрополиту Сергию". Оговорка эта оказалась спасительной. Митрополиту Сергию удалось убедить митрополита Агафангела в пагубности его намерения, и 12 июня владыка Агафангел в письме на имя Митрополита Петра отказался от поста Патриаршего Местоблюстительства. План Тучкова вызвать еще один раскол в "Тихоновской" Церкви провалился.

После этого священномученик Петр был переведен в Суздальский политизолятор, где содержался в одиночной камере, в полной изоляции от внешнего мира, не получая известий о происходящем за стенами тюрьмы, о положении Церкви.

Некоторое время спустя Тучков снова вел переговоры с Митрополитом Петром, предлагая ему на этот раз учредить Синод с обязательным включением в него архиепископа Григория и при условии, что митрополит Сергий будет лишен прав заместительства и получит назначение в дальнюю Красноярскую епархию. На вопрос о том, будет ли участвовать в заседаниях Синода сам Местоблюститель, Тучков дал уклончивый ответ: при необходимости члены Синода смогут проводить заседания в Суздальском политизоляторе. Главной целью Тучкова было добиться устранения Заместителя Местоблюстителя, и он клеветал на митрополита Сергия, обвиняя его в интригах и политиканстве, но Митрополит Петр решительно отказался от коварных предложений своего главного палача. Через несколько лет он писал председателю ОГПУ Менжинскому, вспоминая о предложении Тучкова: "... По отношению к митрополиту Сергию, одному из заслуженных, просвещенных и авторитетнейших архиереев, к которому последние относились с уважением и перед которым выражала свою восторженную симпатию и управляемая им паства, - предлагаемая мера была бы посягательством на его достоинство и неслыханное для него оскорбление... Это перешло бы всякие пределы справедливости. А относительно архиепископа Григория должен сказать, что архиерей, лишенный кафедры и подвергшийся запрещению, не может быть членом Синода".

5 ноября 1926 г. Митрополит Петр был приговорен к 3 годам ссылки. В декабре его этапировали через пересыльные тюрьмы в Тобольск. Только тогда, освобожденный из одиночного заключения, он узнал о положении церковных дел, и 1 января в Пермской пересыльной тюрьме составил послание, в котором подтвердил упразднение коллегии, утвердил запрещение в священнослужении архиепископа Григория и единомышленных с ним архиереев, наложенное его Заместителем, и сообщал пастве о решении митрополита Агафангела об отказе от притязаний на Местоблюстительство.

21 января 1927 г. на свидание к Митрополиту Петру в пересыльную Екатеринбургскую тюрьму пришел архиепископ Григорий, и в беседе с ним Митрополит подтвердил, что между ними нет молитвенно-канонического общения, что архиепископ вместе со своими сторонниками учинили раскол, который не может быть терпим в Церкви. Тогда же Местоблюстителю Патриаршего Престола удалось передать свое обращение на волю, и оно стало широко известно в церковных кругах.

Местом ссылки Митрополита Петра назначено было село Абалак. В феврале 1927 г. узник был доставлен туда; ему велено было поселиться на территории закрытого Абалакского монастыря. Пока ремонтировали отведенную ему комнату в монастыре, святитель жил в поселке. Монахиня Иоанновского монастыря Евгения (Манежных) помогала владыке по домашнему хозяйству, но ежедневную работу 65-летний старец выполнял сам - топил печь, варил пищу, убирал жилье. Прожил он там, в относительном покое, недолго. В начале апреля его снова арестовали и доставили в Тобольскую тюрьму. Участь арестованного Главы Русской Православной Церкви решал ВЦИК, по постановлению которого он был сослан за Полярный круг, на берег Обской губы в поселок Хэ.

Там, лишенный всякой медицинской помощи, уже тяжело больной, он был обречен на медленное умирание.

Местные священники, обдорский, абалакский и хэнский, были обновленцами, и к сосланному Местоблюстителю относились неприязненно. Митрополит Петр в обновленческие храмы не ходил, а глядя на него, перестали их посещать и другие верующие, которые раньше, из-за отсутствия православных храмов, ходили к раскольникам.

В конце 1928 г. заканчивалась трехлетняя ссылка священномученика Петра, но 11 мая 1928 года Постановлением Особого совещания ОГПУ срок ссылки был продлен на 2 года. Здоровье святителя становилось все хуже; он с трудом переносил лютый северный климат, особенно в зимние месяцы в связи с полярной ночью.

15 июля 1928 г. он направил заявление в ОСО ОГПУ и во ВЦИК: "... Оставление меня в селе Хэ Обдорского района, далеко за Полярным кругом, среди суровой обстановки слишком пагубно отражается на моем здоровье, которое после моего годичного проживания здесь пришло в окончательный упадок. Дальнейшее оставление меня в настоящем, трудно переносимом климате,... равносильно обречению на смерть". Заявление узника последствий не возымело.

29 марта 1929 года ГПУ провело у владыки обыск. Искали переписку, но ничего не нашли. Митрополит не хранил у себя письма.

Особенно большие страдания причиняла сосланному Местоблюстителю Патриаршего Престола тревога за судьбу Церкви. Гонения на нее не прекращались. Арестовывали архипастырей, пастырей и самоотверженных, стойких церковных деятелей из мирян. 12 декабря 1926 года по обвинению в причастности к нелегальным выборам Патриарха арестован был Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий. После его ареста обязанности Заместителя исполняли митрополит Иосиф (Петровых), а после вскоре последовавшего ареста митрополита Иосифа, архиепископ Серафим (Самойлович). По освобождении митрополита Сергия и его возвращении к исполнению обязанностей Заместителя Местоблюстителя, он вместе с образованным им Временным Патриаршим Синодом издал "Декларацию", в которой подчеркивал лояльность Церкви государственной власти. Издание этого документа, а также переводы архиереев с кафедры на кафедру по требованию властей и увольнение на покой епископов, находившихся в лагерях и ссылках, вызвали протесты нескольких архипастырей, некоторые из них порвали общение с митрополитом Сергием.

Летом 1929 года епископ Дамаскин (Цедрик), один из них, через монахиню Ирину (Бурову) передал сосланному Митрополиту Петру письмо Местоблюстителю, в котором сообщал ему о новых нестроениях в Церкви, и просил ответов на разные вопросы церковной жизни, в том числе и о границах полномочий митрополита Сергия. Вместе со своим письмом епископ Дамаскин передал Местоблюстителю и копии критических писем митрополита Кирилла к митрополиту Сергию, и также письма других архиереев с критикой "Декларации".

Ознакомившись с представленными ему документами, Митрополит Петр в декабре 1929 г. направил своему Заместителю письмо, не лишенное чувства горечи. "Мне сообщают о тяжелых обстоятельствах, складывающихся для Церкви в связи с переходом границ доверенной Вам церковной власти. Очень скорблю, что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью".

Заточенный Первосвятитель не знал всех обстоятельств церковной жизни, он не знал, что митрополит Сергий лишен был возможности поддерживать с ним общение через переписку: и поэтому вынужден был принимать решения по делам церковного управления, не обсуждая их предварительно с Патриаршим Местоблюстителем. Завещательное распоряжение Митрополита Петра, которым он назначил его своим Заместителем, не содержало в себе никаких ограничений его полномочий, не содержало и требования о необходимости предварительного обсуждения с ним принципиально важных решений. "О себе лично скажу, - пишет в заключении письма Митрополит Петр, - что я прошел все виды страданий, какие можно себе представить, казалось, что у меня одно время года - время скорби, но Господь, видимо, не оставляет меня. Он поддерживает мои силы, ослабляемые тяжелыми условиями изгнания, и вносит в душу успокоение, которое если и отравляется, то только болью о Церкви..."

В феврале 1930 года Митрополит Петр отправил из поселка Хэ второе письмо своему Заместителю.

"Я постоянно думаю о том, - писал он, - чтобы Вы являлись прибежищем для всех истинно верующих людей. Признаюсь, что из всех огорчительных известий, какие мне приходилось получать, самыми огорчительными были сообщения о том, что множество верующих остаются за стенами храмов, в которых возносится Ваше имя. Исполнен я душевной боли и о возникающих раздорах вокруг Вашего управления и других печальных явлениях. Может быть, эти сообщения пристрастны, может быть, я достаточно не знаком с характером и стремлением лиц, пишущих мне. Но известия о духовном смятении идут из разных мест, и главным образом, от клириков и мирян, оказывающих на меня сильное давление. Я, конечно, далек от мысли, что Вы решитесь вообще отказаться от исполнения возложенного на Вас послушания - это послужило бы не для блага Церкви. ...Пишу Вам откровенно, как самому близкому мне архипастырю, которому многим обязан в прошлом и от святительской руки которого принял постриг и благодать священства..."

В сопроводительной записке к письму Митрополит Петр среди прочего написал: "Ваши полномочия есть Богом благословенные и имеют обязательную силу".

Когда письма Митрополита Петра получили огласку, власти были встревожены тем, что плененный ими Глава Русской Православной Церкви продолжает активно влиять на ход церковных дел. 17 августа 1930 года он был арестован. Приближался конец срока ссылки, и Митрополит Петр, не зная, что его ожидает в действительности, все свои вещи раздал нищим. Три месяца его продержали в Тобольской тюрьме, потом перевели в тюрьму Екатеринбурга.

Там его допрашивал уполномоченный ОГПУ - однофамилец владыки. Он предложил узнику снять с себя звание Патриаршего Местоблюстителя, угрожая в противном случае продлением тюремного заключения. В заявлении, поданном на имя Председателя ОГПУ Менжинского 27 марта 1931 года, священномученик Петр откровенно объяснил причины, по которым он не может согласиться с предложением ОГПУ:

"Прежде всего, я нарушил бы установленный порядок, по которому Местоблюститель остается на своем посту до созыва Поместного Собора. Собор, созванный без санкции Местоблюстителя, будет считаться неканоническим и постановления его недействительными... Далее, моя смена должна повлечь за собою и уход моего Заместителя митрополита Сергия... К такому обстоятельству я не могу отнестись равнодушно. Наш одновременный уход не гарантирует церковную жизнь от возможных трений и, конечно, вина ляжет на меня... Лично о себе я не хлопочу: дней моей жизни осталось немного... Я только опасаюсь, что распоряжением и деланием наобум могу нарушить свой долг и внести смуту в души верующих".

В ноябре 1930 года против Митрополита Петра было возбуждено новое дело по обвинению в том, что, находясь в ссылке, он "вел среди окружающего населения пораженческую агитацию, говоря о близкой войне и падении сов. власти и необходимости борьбы с последней, а также пытался использовать Церковь для постановки борьбы с сов. властью". Обвинение было явно клеветническим. Для того, чтобы хоть чем-нибудь обосновать его, начальнику Тобольского Окротдела ОГПУ было приказано "раздобыть данные, уличающие Петра Полянского в сношении с церковниками и попытках руководства Церковью в антисоветском направлении, обратить внимание на его связи с тобольским духовенством... Подтвердить свидетельскими показаниями все факты антисоветской агитации со стороны Полянского, и в особенности факты направления верующих на активную борьбу с обновленцами".

Вызванный на допрос 30 ноября, Митрополит Петр показал: "Я написал митрополиту Сергию письмо, в котором сообщил о дошедших до меня слухах о том, что в Церкви происходят раздоры и разделения... Далее, находясь в Абалакс, ссыльный священник обратился ко мне с предложением, очевидно, идущим из Тобольска, о награждении некоторых духовных лиц. Я ему ответил, чтобы местный архиерей написал мне по этому поводу. Со своей стороны я имел в виду представить это митрополиту Сергию со своим мнением".

12 декабря Митрополиту Петру было предъявлено обвинительное заключение. В этот день он собственноручно записал показание: "В предъявленном обвинении виновным себя не признаю..."

За допросами последовало одиночное заключение в Екатеринбургской тюрьме, продолжавшееся почти год - без передач, без свиданий с кем бы то ни было, кроме уполномоченных ГПУ и тюремных надзирателей, почти без прогулок, без медицинской помощи. Здоровье 69-летнего узника, некогда необычайно крепкое, было подорвано. Мучительные боли наступали после каждого приема пищи. Ночами мучали приступы астмы. От духоты тюремной камеры часто случались обмороки, во время которых узник часами лежал на холодном тюремном полу.

Весной 1931 года в Екатеринбургскую тюрьму явился Тучков, и на допросе Митрополита Петра сделал ему циничное предложение - стать осведомителем, угрожая в случае отказа новым сроком заключения. Предложение это было отвергнуто узником с негодованием.

Страдания Митрополита Петра после визита Тучкова были настолько тяжелы, что спустя несколько дней его парализовало; отнялись правая рука и нога. Рука впоследствии поправилась, а нога так окончательно и не выздоровела, что вызывало затруднения при ходьбе.

После ареста прошло 9 месяцев, но Местоблюстителя не выпускали из одиночки. 25 мая 1931 года он писал Менжинскому: "В настоящее время я настолько изнурен, что затрудняюсь двигаться, стоять и даже говорить. ...За все время ареста я еще ни разу не видел солнца... Убедительно прошу Вас освободить меня из заключения и возвратить на место постоянного жительства, где бы я мог основательно заняться лечением у пользовавших меня раньше профессоров и иметь общение с сослуживцами архиереями - моим Заместителем и другими".

"Дело" Митрополита Петра рассматривалось 23 июля 1931 года Особым совещанием ОГПУ, которое постановило: "Полянского - Крутицкого Петра Федоровича заключить в концлагерь сроком на 5 лет. Считая срок с момента настоящего постановления", иными словами, без зачета года, проведенного в одиночной камере. В администрацию Екатеринбургской тюрьмы направлена была служебная записка, составленная сотрудниками ОГПУ Аграновым и Тучковым: "Полянского (Крутицкого) Петра Федоровича, осужденного к заключению в концлагерь, просьба содержать под стражей во внутреннем изоляторе".

После объявления приговора следователь посоветовал Митрополиту Петру раскаяться и написать покаянное заявление о своем участии в Союзе русского народа.

Я не только не участвовал в такой организации, - ответил узник, - но даже и не слышал, чтобы подобная организация существовала в Советском Союзе.

Томясь в тюремном изоляторе, священномученик тяжело страдал от мучительных условий его заключения, от усугубившихся болезней. Не постигая еще всей меры бесчеловечности той власти, которая обрекла его без всякой вины на тяжкие страдания и смерть в неволе, он продолжает обращаться к своим палачам с заявлениями, в которых просит об облегчении своей участи.

"Я постоянно стою перед угрозой более страшной, чем смерть, - писал он. - Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне еще ни разу не приходилось быть на прогулке днем; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его. ...Болезни все сильнее и сильнее углубляются и приближают к могиле. Откровенно говоря, смерти я не страшусь, только не хотелось бы умирать в тюрьме, где не могу принять последнего напутствия и где свидетелями смерти будут одни стены. Поступите со мной согласно постановлению, ...отправьте в концлагерь..."

В июле 1933 года условия заключения Патриаршего Местоблюстителя были еще более ужесточены: ему заменили ночные прогулки в общем дворе на прогулки в прохожем дворике, подобном сырому погребу, на дне которого постоянно скапливалась вода, а воздух был наполнен испарениями отхожих мест. Когда заточенный Митрополит впервые увидел ночью свое новое место прогулки, ему стало дурно; он едва смог добраться до камеры и не сразу потом пришел в себя.

Митрополита Петра мучили для того, чтобы заставить его отказаться от Местоблюстительства. Он тяжко страдал от годичного заключения, от бесчеловечного содержания в тюрьме, от изнурительных болезней и, прося власти об облегчении своей участи, в этом он не мог пойти навстречу требованиям властей. Он знал, какие пагубные для Церкви последствия может иметь его отречение от звания Местоблюстителя. Объясняя свою позицию в заявлении властям, Митрополит Петр писал: "В сущности Местоблюстительство лично для меня не представляет интерес, наоборот, оно все время держит меня в оковах гнета... Но я должен считаться с тем обстоятельством, что решение данного вопроса не зависит от моей инициативы и не может быть актом моей единоличной воли. Своим званием я неразрывно связан с духовными интересами и волей всей Поместной Церкви. Таким образом, вопрос о распоряжении Местоблюстительством, как не являющийся личным вопросом, не подлежит и личному усмотрению, в противном случае я оказался бы изменником Святой Церкви. Между прочим, и в акте о моем вступлении имеется напоминание, что я обязан не уклоняться от исполнения воли Патриарха Тихона , а следовательно, и воли подписавшихся к акту архиереев..., равно как и воли клира и верующих, девятый год состоящих со мной в молитвенном общении". Сохраняя за собой звание Местоблюстителя ради блага Церкви, ценою тяжких мучительных страданий Митрополит Петр совершал подвиг исповедничества .

Шли годы, а он оставался в заточении, где условия его содержания становились все более страшными. Священномученика перевели из Свердловской в Верхнеуральскую тюрьму особого назначения. Надзирателям было запрещено выводить его в такие места, где бы он мог встретить других узников. Срок его заключения заканчивался 23 июля 1936 года, но за две недели до окончания срока Особым совещанием при НКВД СССР было решено продлить заключение Митрополита Петра еще на 3 года. Президиум ВЦИК удовлетворил ходатайство Особого совещания НКВД о продлении срока. 1 сентября 1936 года об этом было объявлено узнику.

В конце 1936 г. в Патриархию поступили сведения о смерти Местоблюстителя Патриаршего престола. В январе 1937 года по нему отслужена была панихида в Богоявленском соборе.

В декабре 1936 года, согласно завещанию Митрополита Петра, составленному 5 декабря 1925 года, митрополиту Сергию был усвоен титул Патриаршего Местоблюстителя.

Между тем, Митрополит Петр был еще жив. Но в июле 1937 года по распоряжению Сталина был издан приказ о расстреле в течение четырех месяцев всех находившихся в тюрьмах и лагерях исповедников. В соответствии с этим приказом администрация Верхнеуральской тюрьмы составила обвинение против Митрополита Петра: "Отбывая заключение в Верхнеуральской тюрьме, проявляет себя непримиримым врагом Советского государства, клевещет на существующий государственный строй..., обвиняя в "гонении на Церковь", "ее деятелей". Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя Патриаршего престола".

2 октября 1937 года тройка НКВД по Челябинской области приговорила Митрополита Петра к расстрелу. Священномученик Петр был расстрелян 27 сентября (10 октября) в 4 часа дня, увенчав свой исповеднический подвиг пролитием мученической крови за Христа и Церковь. Место погребения священномученика Петра остается неизвестным.

Составлсно по: Патриарший Местоблюститель спящснномученик Петр, Митрополит Крутицкий.

Иеромонах Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия, Жизнеописания и материалы к ним. Кн.2. Тверь, 1996, стр.341-369: Примечания (80-92); стр. 470-511.

митрополит Крутицкий, Местоблюститель Патриаршего Престола

Дни памяти 27 сентября (10 октября); Собор Московских святителей - 5 (18) октября, Собор Воронежских святых - 4 (17) сентября Храмы Свято-Троицкая Александро-Невская Лавра

Священномученик Петр (в миру Петр Федорович Полянский) родился в 1862 г. в благочестивой семье сельского священника Воронежской епархии. В 1885 г. он закончил по первому разряду Воронежскую Духовную семинарию. В 1892 г. по окончании Московской Духовной академии был оставлен при ней помощником инспектора. До 1906 г. занимал различные административные должности и преподавал в духовных учебных заведениях, а затем был переведен в Петербург, в штат Синодального Учебного комитета, членом которого он стал. Будучи высокопоставленным синодальным чиновником, отличался бессребреничеством и строгостью. Участвовал в Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1917—1918 гг. В это время особенно сблизился со Святейшим Патриархом Тихоном. В 1920 г. Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и стать его помощником в делах церковного управления. Так в 58-летнем возрасте священномученик Петр избрал стезю церковного служения, приведшую его в эпоху гонений на Русскую Церковь на Голгофу.

Сразу после архиерейской хиротонии епископ Петр был сослан в Великий Устюг, но вскоре — после освобождения из-под ареста Святейшего Патриарх а Тихона — вернулся в Москву, став ближайшим помощником Первосвятителя. Он был возведен в сан архиепископа, а затем стал митрополитом Крутицким и был включен в состав Временного Патриаршего Синода.

В последние годы жизни Патриарха митрополит Петр был ему опорой во всех делах управления Церковью. В завещании святителя Тихона о преемстве патриаршей власти в условиях гонения на Церковь митрополит Петр был назван первым в ряду преемников Патриарха после митрополита Кирилла и митрополита Агафангела. Но поскольку в момент погребения Патриарха Тихона митрополиты Кирилл и Агафангел находились в ссылке, обязанности Патриаршего Местоблюстителя были возложены на митрополита Петра.

В своем управлении Русской Православной Церковью митрополит Петр шел по пути святителя Тихона — это был путь твердого стояния за Православие и бескомпромиссного противодействия обновленческому расколу, что вызывало крайнее недовольство гонителей Церкви. 9 ноября 1925 г. митрополит Петр был арестован — для него началась пора мучительных допросов и нравственных истязаний. Не поддаваясь давлению гонителей Церкви, митрополит Петр остался верен делу сохранения церковного единства. Ни продление срока ссылки, ни переводы во все более отдаленные места (Тобольск, Пермь, Заполярье, Екатеринбург), ни ужесточение условий заключения не могли сломить воли митрополита. 27 сентября (10 ост. 1937) священномученик Петр был расстрелян и тем самым увенчал свой исповеднический подвиг пролитием мученической крови за Христа.

Тропарь, кондак, величание священномученика Российского XX века

Тропарь, глас 3

Церкве Русския столпе непоколеби-мый,/
благочестия правило,/
жития евангельскаго образе,/
священномучениче (имярек),/
Христа ради пострадавый даже до крове,/
Егоже моли усердно,/
яко На-чальника и Совершителя спасения,/
Русь Святую утвердити в Православии//
до скончания века.

Кондак, глас 2

Восхвалим, вернии,/
изряднаго во святителех (или священницех)/
и славнаго в мученицех {имярек),/
Православия побор-ника и благочестия ревнителя,/
земли Русския красное прозябение,/
иже стра-данием Небес достиже/
и тамо тепле молит Христа Бога//
спастися душам на-шим.

Величание

Величаем тя,/ священномучениче {имя-рек),/
и чтим честная страдания твоя,/ яже за Христа/
во утверждение на Руси Право-славия// претерпел еси.

Петр Федорович был очень живым и жизнерадостным человеком, его природная безунывность поражала всех окружающих. Господь изобильно одарил его нравственным и физическим здоровьем и огромным душевным тактом, так что, узнав его, невозможно было не полюбить.

Во время начавшихся гонений на святую Церковь, в 1920 году Святейший Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и стать его помощником в делах церковного управления. Рассказывая об этом предложении брату, он сказал: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то буду предателем Церкви, но, когда соглашусь, я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор».

«Меня ожидают труды, суд людской, но не всегда милостивый. Не боюсь труда — его я любил и люблю, не страшусь и суда человеческого — неблагосклонность его испытали не в пример лучшие и достойнейшие личности. Опасаюсь одного: ошибок, опущений и невольных несправедливостей, — вот что пугает меня. Ответственность своего долга глубоко сознаю. Это потребно в каждом деле, но в нашем — пастырском — особенно. Не будет ни энергии, ни евангельской любви, ни терпения в служении, если у пастырей не будет сознания долга. А при нем приставникам винограда Господня можно только утешаться, радоваться.

Если отличительным признаком учеников Христовых, по слову Евангелия, является любовь, то ею должна проникать и вся деятельность служителя алтаря Господня, служителя Бога мира и любви. И да поможет мне в этом Господь! Вас же прошу исполнять с любовью, как послушных детей, все правила, постановления и распоряжения Церкви. ... уставы и правила ее многие считают произвольными, лишними, обремененными и даже отжившими. Но мудрецы все при всей своей самоуверенности не изобрели средств укрепить нашу волю в добре, дать человеку почувствовать сладость духовной свободы от страстей, мира совести и торжества победы в борьбе со злом, как это делают труды и подвиги, предписываемые уставами Церкви.

К каким несчастным последствиям может привести уклонение от церковных постановлений, показывает горький опыт братий наших по духу и плоти, отколовшихся от единения со Святой Церковью, блуждающих во мраке предрассудков, и тем самопроизвольно отчуждающих себя от упования вечной жизни. Буду молиться, недостойнейший пастырь, чтобы мир Божий обитал в сердцах наших все время жизни нашей.

Для всякого православного человека, переживающего наши события, они не могут не внушать опасений за судьбу Православной Церкви, пагубный раскол, возглавляемый епископами и пресвитерами, которые забыли Бога и предают своих собратий и благочестивых мирян, — это все, может быть, не так еще опасно для Церкви Божией, которая всегда крепла, обновлялась страданиями. Но грозен, опасен дух лести, ведущий борьбу с Церковью и работающий над ее разрушением под видом заботы...»

1925 г. Из воззвания митр. Петра

На допросе 18 декабря 1925 года он заявил: «Социальная революция строится на крови и братоубийстве, чего Церковь признать не может. Лишь война ещё может быть благословлена Церковью, поскольку в ней защищается отечество от иноплеменников и православная вера».

Митрополита Сергия (Старогородцева) Тучков предложил лишить прав заместителя Местоблюстителя и переместить в Красноярскую епархию (июль 1926 г.). Тучков старался восстановить Местоблюстителя против митрополита Сергия, рассказывая о нем все худое, обвиняя его в интригах и политиканстве. Митрополит Петр решительно от этого предложения отказался. Через несколько лет, вспоминая о предложении Тучкова, владыка писал председателю ОГПУ Менжинскому: «...по отношению к митрополиту Сергию, одному из заслуженных, просвещенных и авторитетнейших архиереев, к которому последние относились с уважением и перед которым выражала свою восторженную симпатию и управляемая им паства, - предлагаемая мера была бы посягательством на его достоинство и неслыханное для него оскорбление... Это перешло бы всякие пределы справедливости. А относительно архиепископа Григория (Яцковского) должен сказать, что архиерей, лишенный кафедры и подвергшийся запрещению, не может быть членом Синода».

9 июля 1928 г. ВЦИК принял решение о судьбе Патриаршего Местоблюстителя: он был сослан за полярный круг на берег Обской губыв поселок Хэ. В ссылке владыка Петр жил в атмосфере большой неприязни со стороны местных священников, ибо обдорский, абалакский и хэнский священники были обновленцами, причем последний скрывал это от митрополита. Местоблюститель в обновленческие храмы не ходил, а глядя на него, перестали их посещать и верующие, которых и без того здесь было немного.

«...как первый предстоятель Церкви я не должен искать своей линии. В противном случае получилось бы то, что на языке церковном называется лукавством... Расстроенное здоровье и преклонный возраст не позволят мне со всей серьезностью и чуткостью отнестись к роли осведомителя, взяться за которую предлагал тов. Е. А. Тучков. Нечего и говорить, что подобного рода занятия не совместимы с моим званием и к тому же несходны моей натуре».

Из письма председателю ОГПУ Менжинскому, 1931 г.

«Я постоянно стою перед угрозой более страшной, чем смерть. Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне еще ни разу не приходилось быть на прогулке днем; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его. ...Болезни все сильнее и сильнее углубляются и приближают к могиле. Откровенно говоря, смерти я не страшусь, только не хотелось бы умирать в тюрьме, где не могу принять последнего напутствия и где свидетелями смерти будут одни стены. Поступите со мной согласно постановлению, ...отправьте в концлагерь...»

Из письма к председателю ОГПУ Менжинскому 1931 г.

«В настоящее время я настолько изнурен, что затрудняюсь двигаться, стоять и даже говорить. Приступы удушья, иногда совместно с обморочными состояниями,участились, и всякий раз после них делаюсь совершенно разбитым и словно немыслящим. Лишение существенных потребностей слишком велико, и все мои мысли фиксированы на одном вопросе: когда же, наконец, окончатся мои скитания по тюрьмам и ссылкам, продолжающиеся вот уже девять лет... За все время ареста я еще ни разу не видел солнца. Мне приходится положительно подвизаться, сидя в камере. Мои двадцатиминутные прогулки (точнее - сидение у тамбура, ведущего в каменный подвал), по условиям тюремной жизни, обычно совершаются между десятью и половиной двенадцатого ночи, да и то с перерывами. Угнетает также изоляция, лишение права переписываться с родными и получать от знакомых пищу... С особой настойчивостью утверждаю, что контрреволюцией я никогда не занимался, каких-либо противоправительственных деяний не совершал... Обращаюсь в лице Вашем к советской справедливости и убедительно прошу Вас освободить меня из заключения и возвратить на место постоянного жительства, где бы я мог основательно заняться лечением у пользовавших меня раньше профессоров и иметь общение с сослуживцами архиереями — моим заместителем и другими».

В июле 1937 года по распоряжению Сталина был разработан оперативный приказ о расстреле в течение четырёх месяцев всех находящихся в тюрьмах и лагерях исповедников. В соответствии с этим приказом администрация Верхнеуральской тюрьмы составила против Святителя обвинение: «...проявляет себя непримиримым врагом советского государства..., обвиняя в гонении на Церковь ее деятелей. Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя».

1862 г. — родился в благочестивой семье священника села Сторожевое Воронежской епархии.

1885 г. — закончил по I разряду Воронежскую Духовную Семинарию.

1892 г. - закончил Московскую Духовную Академию и был оставлен при ней помощником инспектора. После занятия ряда ответственных должностей в Жировицком духовном училище, Пётр Фёдорович был переведён в Петербург, в штат Синодального Учебного Комитета, членом которого он стал.

1897 г. — защитил магистерскую диссертацию на тему: «Первое послание святого Апостола Павла к Тимофею. Опыт историко-экзегетического исследования».

1917-1918 гг. — принимал участие в Поместном Соборе Русской Православной Церкви.

1920 г. — Святейший Патриарх Тихон предложил принять постриг, священство и стать его помощником в делах церковного управления.

1920 г. — архиерейская хиротония во епископа Подольского, ссылка в Великий Устюг, но после освобождения из-под ареста Святейшего Патриарха Тихона — вернулся в Москву.

1923 г. — возведён в сан архиепископа.

1924 г. - возведен в сан митрополита Крутицкого, включён в состав Временного Патриаршего Синода.

1925 г. — утверждён и Архиерейским Собором в должности Местоблюстителя Патриаршего Престола.

В ноябре 1925 г. - арестован, ему предлагали отказаться от первосвятительского служения в обмен на свободу, но он ответил, что ни при каких обстоятельствах не оставит своего служения.

1930 г. — в ссылке вновь был арестован в и заключён в Екатеринбургскую тюрьму на 5 лет в одиночную камеру. Затем он был переведён в Верхнеуральский политизолятор. Ему предложили отказаться от Местоблюстительства, взамен обещая свободу, но Святитель категорически отказался от этого предложения.

1931 г. — после визита Тучкова, предложившего Святителю стать осведомителем ГПУ. Владыку частично парализовало. Его перевели с ужесточением режима в Верхнеуральскую тюрьму особого назначения в одиночную камеру, а вместо имени дали № 114. Это был режим строгой изоляции.

1997 г. — канонизован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви.

Так, прихожане московского кафедрального храма Христа Спасителя вспоминали, как, примерно в 1921-1922 гг., "часто, в будние дни, особенно за вечерним Богослужением, появлялась здесь фигура епископа Петра (Полянского). На вид — сосредоточенно суровый, но в действительности добрый и приветливый, встанет он, бывало, где-либо в укромном, темном и незаметном местечке и — молится..."

"Из периода его жизни у брата (о. Василия Полянского) при храме Николы в Столпах, рассказывали, как однажды, возвратившись усталый и не совсем здоровый после служения Литургии домой, войдя в комнату, видит, что печи нетоплены, холодно, сыро...

Раздеваясь, говорит келейнику, что надо бы принести дров и как следует протопить помещение. Однако, оглянувшись, обнаруживает, что келейник лежит на кровати, уютно прикрывшись: отдыхает после совершения ранней Литургии.

— Ах, ты — лежишь?.. Ну ладно, лежи; я сам принесу дров." ("Кифа", с.52).

Биограф его справедливо замечает:

"Разумеется, большого героизма в этом поступке нет, но найдутся ли еще митрополиты, которые станут таскать дрова вто время, когда их келейник безмятежно нежится на койке — это вопрос. Святейший Патриарх Тихон и митрополит Петр (Полянский) были, безусловно, способны на подобные поступки, но указать других святителей такого же стиля не так-то уж просто", (там же).

О смиренной простоте Патриаршего Местоблюстителя и его чутком, сострадательном отношении к людям рассказывали также последние насельницы Серафимо-Дивеевского подворья в Москве. Во второй половине 1920-х годов в стенах этого подворья, на 1-й Мещанской улице, № 22, кв. 6, проживал "знаменитый" Е. А. Тучков."... Сюда, на Мещанскую, часто собирались архиереи, вызванные Тучковым для деловых разговоров; в таких случаях их скапливалось здесь до десятка и более, обыкновенно они долго томились на лестнице в ожидании вызова к "начальству"...

Архиереи выдерживались здесь, как видно, не случайно, а в видах некоей морально-психологической обработки особенно "строптивых" и непокорных, дабы явиться пред лицо "Евгения Апександрыча" с хорошей долей сознания своего убожества и ничтожества и — наоборот, — укрепленными в уверенности всемогущества этого "значительного лица".

Впрочем, дождаться вызова и при таких условиях удавалось далеко не часто. Бывало и так, что перед архипастырями, вызванными к 9-10 часам утра и протомившимися на лестничной клетке до 6-7 вечера, появлялся из страшной двери некий "учиненный брат", который с каменной физиономией безапелляционно заявлял присутствующим, глядя мутным взором в пространство, что "Евгений Александрович сегодня принимать не будет", и потому прибывшие обязаны завтра пожаловать (в такое-то время) к нему на работу в ГПУ, или же опять сюда," ("Кифа", с.53).

Три дивеевские сестры — Анна Волкова (монахиня Антония), Надежда Голиказова и Елена Куликова — проживали на одной лестничной площадке с Тучковым. Конечно, наблюдая каждодневные издевательства над владыками, они очень переживали, нередко плакали и пытались помочь, чем могли; тайком приглашали к себе кого- нибудь из них, поили чаем и подкармливали чем Бог послал. "... Когда на лестнице появлялась заметная, дородная фигура митрополита Петра (Полянского), деятельная попечительность сестер неизменно распространялась и на него, подчас даже в большей степени, чем на других. Объяснялось это тем, что у митрополита Петра (Полянского) на нервной почве, периодически, появлялась острая экзема рук, во время которой все пальцы и тыльная сторона ладоней покрывались зудящими волдырями, и потому он, в таких случаях, ходил с забинтованными руками и в перчатках".

Сестры делали ему ванночки для рук из теплого раствора марганцовки, накладывали новую повязку, а потом предлагали скромную трапезу или стакан крепкого чаю. Им нравилось, что он держался так просто и естественно.

Однажды, как они рассказывали, собравшиеся у "парадного" тучковского подъезда архиереи утомились часами толкаться на лестнице и вышли во внутренний дворик подышать свежим воздухом. Они тихо переговаривались между собой, а тем временем в одном из углов двора две монахини распиливали на части огромные бревна.

Неожиданно от группы архиереев отделился митрополит Петр. Подойдя к матушкам, он что-то сказал им, а затем "снял с себя верхнюю рясу, убрал панагию и, не особенно обращая внимание на их слабое сопротивление, принялся с подоспевшим к нему другим высокопоставленным лицом за работу.

И дело пошло: через час бревна были распилены.

Старушки чувствовали себя хотя и не совсем ловко, но, конечно, были довольны, кланялись, благодаря святителей за труды, а одна из них не выдержала и сказала, обращаясь к митрополиту, надевавшему на себя верхнюю рясу:

— Спаси вас Господи, Владыка!.. Какой же вы простой человек! А ведь нельзя таким быть; надо и важность иметь; так уж вам положено...

Потрудившиеся святители мало обратили внимания на это назидание и, расположившись вновь на прежнем месте, продолжали свои разговоры" ("Кифа", с.55).

В этом рассказе проступает характернейший для тех лет контраст в поведении представителя власти гражданской (Тучков) и церковной (митрополит Петр).

Неколебимый камень Церкви. С. 84-85. СПб., 1998 г.

Послание митрополита Петра

Божиею милостию Местоблюститель Патриаршего Престола,
Митрополит Крутицкий Смиренный Петр
Возлюбленным о Христе Архипастырям, Пастырям
и всем чадам Православной Российской Церкви

Благодать Вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа.

Уже более трех месяцев прошло с тех пор, как Господу угодно было призвать к Себе Кормчего Русской Церкви, благостнейшего Отца нашего Святейшего Патриарха Тихона. Тяжела для нас эта утрата, особенно в настоящее время, когда корабль церковный приходится вести к тихой пристани среди бушующих волн житейского моря.

Много врагов у Православной Христовой Церкви. Теперь они усилили свою деятельность против православия. Католики, вводя наш богослужебный обряд, совращают, особенно в западных, издревле православных, областях, верующий народ в унию и тем самым отвлекают силы Православной Церкви от более неотложной борьбы с неверием.

Так называемые евангелисты или баптисты, а также и другие сектанты всюду, где только возможно, проповедуют свои вероучения и увлекают доверчивые души мнимою святостью своей жизни и обещанием материальной помощи. И бедная, немощная православная душа, не будучи в состоянии познать всю ложность сектантских учений, восторгаясь воодушевлением их проповедников, а нередко соблазняясь и материальными расчетами, пьет яд духовной отравы и гибнет, отпадая от Святой Церкви Православной... Все это происходит в то время, когда широкой волной разливается неверие, проникая во все слои нашего общества.

К глубокому прискорбию, попущением Божиим, произошло разделение и внутри самой Православной Церкви. По слову Божию. они вышли от нас, но не были наши, ибо если бы они были наши. то остались бы с нами (1 Ин. II. 19). Мы разумеем так называемых живоцерковников, обновленцев, возрожденцев, самосвятов и т.п. Все они своей самочинной иерархией и самочинным устроением церковной жизни, как в исконной России, так и на Украине и в других местах, отделяются от единого Тела Христова, т. е. от Святой Его Православной Церкви, и тем смущают православный народ. Но непреложны слова Господа: то, что утаено от премудрых и разумных. Господь действительно открыл младенцам (Лк. X, 21). Наш православный русский народ простым сердцем своим почувствовал внутреннюю неправоту обновленческого движения и всю его опасность. Где только ему возможно, он со справедливым негодованием отвергает это движение и не посещает обновленческих храмов.

В настоящее время так называемые обновленцы все более и более говорят о соединении с нами. По городам и уездам они собирают собрания, приглашают на них православных клириков и мирян для совместного обсуждения вопроса о соединении с нами и для подготовления к созываемому ими осенью текущего года своему новому лжесобору. Но должно твердо помнить, что по каноническим правилам Вселенской Церкви все такие самочинно устраиваемые собрания, как и бывшее в 1923 году живоцерковное собрание, незаконны. Поэтому на них присутствовать православным христианам, а тем более выбирать от себя представителей на предстоящее собрание, канонические правила воспрещают. По 20-му правилу Антиохийского Собора, «никому да не будет позволено составляти соборы, самим по себе, без тех епископов, коим вверены митрополии». В Святой Божией Церкви законно и канонично только то, что благословлено Богоучрежденною Церковною властию, преемственно сохраняющейся от времен Апостольских. Все же самочинное, все, что совершалось обновленцами без соизволения в Бозе почившего Святейшего Патриарха, все, что теперь совершается без благословения нашей мерности — Местоблюстителя Патриаршего Престола, действующего в единении со всей православной законной иерархией, — все это не имеет силы по канонам Святой Церкви (Апост. пр. 34. Антиох. пр. 39), ибо истинная Церковь едина и едина пребывающая в ней благодать Всесвятаго Духа: не может быть двух церквей и двух благодатей. Едино тело и един дух якоже и зван и бысте во едином уповании звания вашего. Един Господь, едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех (Еф. IV, 4, 5).

Не о соединении с Православною Церковью должны говорить так называемые обновленцы, а должны принести искреннее раскаяние в своих заблуждениях. Главные их заблуждения состоят в том, что, отступив самочинно от законной иерархии и ее главы. Святейшего Патриарха, они пытались обновить Христову Церковь самочинным учением («Живая Церковь», №№ 1-11), они извратили церковные правила, установленные Вселенскими Соборами (Постан. лжесобора 4 мая 1923 г.); они отвергли власть Патриарха, соборне установленную и признанную всеми восточными Православными Патриархами, т. е. отвергли то, что признало все Православие, и кроме этого на своем лжесоборе осудили его. Вопреки правилам Св. Апостолов, Вселенских Соборов и Св. Отцев (Апост. пр. 17, 18; 1 Всел. Соб. пр. 3, 12, 48; Св. Вас. Вел. 12) они разрешают епископам быть женатыми и клирикам — двоеженцами, т.е. нарушают то, что вся Вселенская Православная Церковь признает для себя законом и что может быть изменено только Вселенским Собором. Таким образом, они разрывают связь с Церковным Священным Преданием и подпадают под Соборное осуждение за нарушение Предания (Догм. опред. 7 Всел. Собора). Даже первоначальные деятели обновленческого движения (еп. Антонин и др.) сами сознали всю неканоничность своих заблуждений, о чем открыто и настойчиво заявляют в своих проповедях и воззваниях...

Присоединение к Святой Православной Церкви так называемых обновленцев возможно только при том условии, если каждый из них в отдельности отречется от своих заблуждений и принесет всенародное покаяние в своем отпадении от Церкви. И мы непрестанно молим Господа Бога, да возвратит Он заблудших в лоно Святой Православной Церкви.

Богомудрые и Боголюбезные Архипастыри, честные Пастыри и все возлюбленные Православные христиане. В столь тяжелое переживаемое ныне время церковной жизни, уповая на Божественное, пекущееся о нас Промышление, будем пребывать в союзе мира и любви между собою, будем едино (Ин. XVII, 22-23), помогая друг другу, охранять нашу Православную веру, являя везде и всюду примеры доброй жизни, любви, кротости, смирения и повиновения существующей Гражданской Власти, в согласии с заповедями Божиими (Мк. XII. 17; Рим. XIII, 1; Деяния Ап. IV, 18, 19), памятуя, что Церковь Христова ведет верующих только к духовно- нравственному совершенствованию и нет в ней никакого места для политической борьбы, дабы последняя видела это и Дух Божий возглаголал бы через нее благая о Церкви Святой (1 Петр. II, 12-14).

Будем усердно молить Милостивого Бога, да незыблему сохранит Он в православии нашу Русскую Церковь.

«Утверди, Господи, Церковь, тоже стяжал еси честною Твоею Кровию» (Св. Космы Маюмского 3-й ирмос на Сретение Господне).

Патриарший Местоблюститель Митрополит Петр
Богоспасаемый град Москва в лето 1925 июля 28 дня

В Совет Народных Комиссаров СССР

Декретом Совнаркома РСФСР от 23/1-18 г. в развитие 4-го пункта конституции (п. 13) с объявлением отделения Церкви от государства, за всеми гражданами была признана свобода исповедания любой религии (п. 1) и совершения религиозных обрядов (п. 5) и, как гарантия этой религиозной свободы «в пределах республики», было запрещено «издавать какие-либо местные законы или постановления, которые стесняли бы или ограничивали свободу совести, или устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан» (п. 2).

Последующими постановлениями и распоряжениями соответствующих органов власти были разрешены выпуск в свет и распространение религиозной литературы (Цирк. НКЮ и НКВД от 15/VII1-21 г., п. 4) и организация богословских курсов (Декр. ВЦИК 13/V1-21 г. примеч. к п. З и разъяснение 5-го отдела НКЮ от 2/V-23 г. № 280). Изданием декрета ВЦИК и СНК РСФСР от 3/VIII-22 г. и инструкции к нему НКЮ и НКВД РСФСР от 27/IV-23 г. верующим предоставлено право внутреннего церковного самоуправления; созыв общегубернских и всероссийских съездов своего культа и организация исполнительных органов. Ввиду замеченных на практике отступлений местных властей от прежде изданных декретов инструкцией НКЮ по соглашению с НКВД от 19/VI-23 г. (С.У. за 1923 г., № 72) вместе с подтверждением обязательной силы за всеми изданными по церковным вопросам законодательными распоряжениями запрещалось: «всем государственным установлениям, путем административного вмешательства, поддерживать какой- либо культ или какое-либо церковное управление в ущерб другим культам или религиозным группировкам» (п. 7) и на местную власть возлагалась обязанность «оградить спокойное и свободное отправление религиозных потребностей граждан в той лояльной форме, какая им угодна» (п. 8).

Действительно, разнообразные религиозные исповедания на территории СССР, от примитивного шаманства малокультурных инородцев до всевозможных толков сектантства — пользуются предоставленными им гарантиями религиозной свободы и самоуправления. Они регистрируются в дозволяемых законодательством СССР границах, и их организации получают право законного существования.

Православно-верующими (или по терминологии НКЮ «староцерковниками») также вместе с представителями других религиозных исповеданий в указанный срок (июнь 23 г.) были представлены в надлежащие учреждения все требуемые законом (С.У. 23 г. № 49) материалы для зарегистрирования их религиозных обществ, но несмотря на то, что соответствующий декрет (п. 5) вменяет в обязанность регистрирующим органам в месячный срок (продленный постановлением Президиума ВЦИК от 23/VI-24 г. протокол № 19 до 1/XI-24 г.) или зарегистрировать общество или учредителям его сообщить мотивы к отказу, — тем не менее до сего времени дела о регистрации православных обществ остаются без движения.

Инструкцией о порядке регистрации религиозных обществ (№ 92 «Известий» от 27/IV-23 г.) предусмотрены два повода к отказу в регистрации: 1) если число членов общества менее 50 или 2) если устав, задача и метод деятельности подлежащего регистрации общества противоречат конституции РСФСР и ее законам. Количество членов наших обществ, как известно, исчисляется не десятками, а сотнями и тысячами, устав представлялся всюду типовой, опубликованный при самом положении о регистрации, о своей же законопослушности и политической лояльности наша Православная Церковь за последнее время делала неоднократные заявления.

Так, глава Православной Церкви, почивший Патриарх Тихон, в последние годы несколько раз свидетельствовал об этом, и искренности его заявлений, как можно судить по официальной прессе после его кончины, верили общественно-политические круги. Нами, по преемству от Патриарха Тихона ныне возглавляющим Православную Церковь, в послании к верующим от 28/VIIс.г. вновь подтверждалась политическая лояльность и совершенная непричастность Православной Церкви ко всем видам и формам зарубежной и местной политической борьбы. «Церковь, — писали мы, — ведет верующих только к духовно-нравственному совершенствованию, и нет в ней места для политической борьбы».

В связи с неразрешением до сего времени вопроса о регистрации, положение Православной Церкви в некоторых провинциальных городах за минувший год еще более ухудшилось в сравнении с прежними годами. Там от православных епископов, как незарегистрированных, стали отбираться органами подписки о запрещении им посвящать в священные степени, т. е. совершать определенные священнодействия и руководить духовной жизнью верующих тех общин, которые их избирают.

Для получения священнослужителей органы управления направляют наших православно- верующих к так наз. обновленцам, к которым по различию своих религиозных убеждений они никакого отношения не имеют. Там, где епископы возражали против предъявленных требований, их административно выселяли, а верующие, оставаясь без епископа, должны были ездить из города в город для удовлетворения своих религиозных нужд. Также наблюдаются факты пристрастного и несправедливого отношения к передаче храмов, отнятия их от многочисленных правосл. Общин и передачи ничтожной обновленческой группе, несмотря на неоднократные разъяснения НКЮ (напр., 29/III-24 г. № 7792) о незаконности подобных деяний. Есть города и селения, где обновленцев десятки, а владеют они большинством храмов, тысячи же православных ютятся в 1-2-х маленьких церквях.

Даже в самой Москве наше бесправное положение дает основание органам власти духовным интересам большинства православных предпочитать материальную выгоду меньшинства обновленцев. Так, все наиболее чтимые православные святыни, напр., Иверская икона Божией Матери, икона св. Пантелеймона и др. переданы обновленцам.

Бесправностью нашего положения объясняется та постоянная устная и печатная клевета, которую возводят так наз., обновленцы, живоцерковники, возрожденцы и пр., обвиняя ее в ничем недоказанных политических преступлениях, как это было, напр., на последнем обновленческом съезде. Мы пытались через прокурора Республики заявить протест против клеветнических публичных выступлений обновленческого митр. Александра Введенского, но наш протест не был принят. Мы просили свой протест напечатать в официальном правительственном органе («Известия»), где помещались заметки о заседаниях этого съезда.

Так, несмотря на все определенные указания и их разъяснения, несмотря на всю парадоксальность подозрений массы населения в политической неблагонадежности, Православная Церковь все же не может получить свободы самоопределения вероучительства, самоуправления, равноправия и защиты закона наравне с иными и меньшими по количеству своих членов религиозными объединениями.

Такое ненормальное, «бесправное» положение доминирующего, особенно среди крестьянской массы, правосл. объединения, естественно, волнует население, создает атмосферу недовольства, нарушает спокойное течение общественной жизни, что подмечено и официальной прессой (см. в «Известиях» статью секретаря ВЦИКа Киселева о поездке по селениям Рязанской губ.), заставляет население терять много времени и средств на поиски защиты своей гарантированной законом религиозной свободы. Возглавляя в настоящее время после почившего Патриарха Тихона правосл. Церковь на территории всего Союза и свидетельствуя снова о политической лояльности со стороны правосл. Церкви и ее иерархии, я обращаюсь в Совнарком с просьбой, во имя объявленного лозунга о революционной законности сделать категорические распоряжения ко всем исполнительным органам Союза о прекращении административного давления на Православную Церковь и о точном выполнении ими изданных центральными органами власти узаконений, регулирующих религиозную жизнь населения и обеспечивающих всем верующим полную свободу религиозного самоопределения и самоуправления. В целях практического осуществления этого принципа я прошу, не откладывая далее, зарегистрировать повсеместно на территории СССР староцерковные православные общества со всеми вытекающими из этого акта правовыми последствиями и проживающих в Москве архиереев возвратить на места. Вместе с этим беру на себя смелость возбудить ходатайство пред Совнаркомом о смягчении участи административно наказанных духовных лиц. Одни из них — и притом некоторые в преклонном возрасте — не один год томятся в глухих безлюдных местах Печоры и Нарыма со своими застарелыми недугами без всякой медицинской помощи кругом, другие на суровом Соловецком острове исполняют физическую принудительную работу, к которой большинство из них совершенно не приспособлено. Есть лица, амнистированные ЦИКом СССР и после этого вот уже 2 года томящиеся в безводных степях Туркестана, есть лица, отбывшие свой срок ссылки, но все еще не получившие разрешения возвратиться на места служения.

Я решаюсь также просить и о более гуманном отношении к духовным лицам, находящимся в тюрьмах и отправляемым в ссылку. Духовенство в подавляющем большинстве изолируется по подозрению в политической неблагонадежности, а потому по справедливости к ним должен был применяться тот же несколько облегченный режим, каковой везде и всюду применяется к политическим заключенным. Между тем, в настоящее время наше духовенство содержится вместе с закоренелыми уголовными преступниками, и иногда регистрируемые, как бандиты, вместе с ними в общих партиях отправляются в ссылку.

Выражая в настоящем ходатайстве общие горячие пожелания всей моей многомиллионной паствы, как признанный ее высший духовный руководитель, я питаю надежду, что желания нашего православного населения не будут оставлены без внимания высшим правительственным органом всей нашей страны; так как предоставить наиболее многочисленной Правосл. Церкви права легального свободного существования, какими пользуются другие религиозные объединения, — это значит совершить по отношению к большинству народа только акт справедливости, который со всею признательностью будет принят и глубоко оценен православно- верующим народом.

осень 1925 г.

Начальнику 6-го отд. ОГПУ Евгению Александровичу Тучкову

Русская церковная история едва ли знает такое исключительно трудное время для управления Церковью, как время в годы настоящей революции. Тот, кому это управление поручено, становится в тяжелое положение между верующими (по всей вероятности, с различными политическими оттенками), духовенством (также неодинакового настроения) и Властью. С одной стороны, приходится выдерживать натиск народа и стараться не поколебать его доверия к себе, а с другой — необходимо не выйти из повиновения Власти и не нарушить своих отношений с нею. В таком положении находился Патриарх Тихон, в таком же положении очутился и я в качестве Патриаршего Местоблюстителя. Я отнюдь не хочу сказать, чтобы Власть вызывала на какие-либо компромиссы в вопросах веры или касалась церковных устоев, — этого, конечно, не было и быть не может. Но у народа своя точка зрения. Простой, например, факт передачи какого- либо храма обновленцам, от которых он отворачивается с негодованием, истолковывается в смысле вмешательства Власти в дела церковные и даже гонения на Церковь. И, как ни странно, — в этом он готов видеть чуть ли и не нашу вину. Между прочим отмечу, что среди тех же самых вопрошателей замечается и тяготение к Власти, если мимоходом коснешься вопроса о социальной революции и пояснишь, что задача ее — улучшить жизненные условия трудящихся классов. Теперь спрашивается, какая же в данном случае должна быть линия моего поведения? Я решил сблизиться с народом. Этим, конечно, я не имел никакого намерения выразить свое равнодушие к Власти или неповиновение ее распоряжениям. Мне представлялось, раз этого я не допускаю, то, значит, поступаю правильно и гарантирован от каких-либо случайностей. Вот почему я очень редко обращался к Вам с своими заявлениями. Не скрою и другого мотива этих редких обращений, — мотив этот опять-таки кроется в народном сознании. Простите за откровенность, — к человеку, который часто сносится с ГПУ, народ доверия не питает. Наши, например, с митрополитом Серафимом (Александровым) Тверским при Патриархе Тихоне частые посещения ГПУ истолковывались далеко не в нашу пользу, а митрополита Серафима народная молва прозвала даже «Лубянским митрополитом». И я замечал, что в начале моего управления Церковью многие сторонились меня. Такое явление, конечно, ненормальное. Что же я за глава Церкви, когда паства не со мною; могу ли я тогда быть желательным и для Правительства?! Я и хотел совершенно освободиться от каких-либо нареканий со стороны народа и духовенства. Эта моя осторожность, как вижу, была излишней и привела меня к такому печальному результату.

На мое управление имели значение и некоторые влияния, — их я не старался избегать. Мои собратья-архиереи были неодинакового настроения в церковном отношении, одни были либерального, другие — строго церковного. С мнением последних я считался и их советами пользовался, так как народ относился к ним с большим доверием и даже называл некоторых из них столпами Церкви. Порвать с ними связь я не имел основания, и, кроме того, это значило бы порвать и некоторую духовную связь с народом, что, конечно, для меня было бы очень тяжело. Но их суждения не выходили за пределы церковности. Замечательно, что никто из более либеральных архиереев никогда не высказал даже намека на какое-либо порицание этих строго церковных архиереев и не называл их лицами с какой-либо политической окраской. И в беседе со мной они не касались политики, кроме разве сообщения той или другой новости, почерпнутой из газет или обывательской молвы.

Лиц из светской интеллигенции я почти не знал и сношений с ними не имел, если не считать известного Вам случая обращения к А.Д. Самарину, как бывшему своему обер-прокурору и человеку весьма образованному и в церковной сфере. Правда, доносились пожелания, чтобы я был тверд на своем месте и строго охранял православную веру и церковные порядки. Признаюсь, пожелания эти для меня были небезразличны, я к ним прислушивался и в некоторых случаях руководился ими. Но какого-либо явного и систематического влияния со стороны ли одного или группы лиц я не замечал.

Это мое несложное заявление вполне правильно отображает мою церковную деятельность в СССР. Что же касается зарубежья, то туда лично от меня она не проникала, так как я стоял совершенно в стороне от тамошних обитателей и от них не получал никаких советов и наставлений, кроме единственного письма митрополита Евлогия (Георгиевского) личного характера. Их контрреволюционную деятельность и вообще антисоветскую пропаганду я всегда осуждал. Эта деятельность слишком тяжело и печально отражается на нашем благополучии и причиняет ненужное беспокойство Правительству. Они должны дать ответ пред судом церковным, так как нарушают заветы Церкви о том, что последняя аполитична и ни в каком случае не может служить ареной для политической борьбы.

Письмо митрополиту Сергию (Старогородцеву)

Ваше Высокопреосвященство, простите великодушно, если настоящим письмом я нарушу душевный покой Вашего Высокопреосвященства. Мне сообщают о тяжелых обстоятельствах, складывающихся для Церкви в связи с переходом границ доверенной Вам церковной власти. Очень скорблю, что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью. А между тем Вам известно, что от местоблюстительства я не отказывался и, следовательно, Высшее Церковное Управление и общее руководство церковной жизнью сохранил за собою. В то же время смею заявить, что (слово неразборчиво) заместителя Вам предоставлены полномочия только для распоряжения текущими делами, быть только охранителем текущего порядка. Я глубоко был уверен, что без предварительного сношения со мною Вы не предпринимаете ни одного ответственного решения, каких-либо учредительных прав я Вам не предоставлял, пока со мною местоблюстительство и пока здравствует митрополит Кирилл, и в то же время был жив митрополит Агафангел. Поэтому же я и не счел нужным в своем распоряжении о назначении кандидатов в заместители упомянуть об ограничении их обязанностей, для меня не было сомнений, что заместитель прав установленных не заменит, а лишь заместит, явит собой, так сказать, тот центральный орган, через который Местоблюститель мог бы иметь общение с паствой. Проводимая же Вами система управления не только исключает это, но и самую потребность в существовании Местоблюстителя, таких больших шагов церковное сознание, конечно, одобрить не может. Не допустил я оговорок, ограничивающих обязанности заместителя, и по чувству глубокого уважения и доверия к назначенным кандидатам, и прежде всего к Вам, имея в виду при этом и Вашу мудрость. Мне тяжело перечислять все подробности отрицательного отношения к Вашему управлению, о чем раздаются протесты и вопли со стороны верующих от иерархов и мирян. Картина церковных разделений изображается потрясающей. Долг и совесть не позволяют мне оставаться безучастным к такому прискорбному явлению, побуждая обратиться к Вашему Высокопреосвященству с убедительнейшей просьбой исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в ней раздоры и разделения и омрачившее репутацию ее предстоятелей. Равным образом прошу устранить и прочие мероприятия, превысившие Ваши полномочия. Такая Ваша решимость, надеюсь, создаст доброе настроение в Церкви и успокоит измученные души чад ее, а по отношению к Вам для общего нашего утешения сохранит то расположение, каким Вы заслуженно пользовались и как церковный деятель, и как человек. Возложите все упование на Господа, и Его помощь всегда будет с Вами. Со своей стороны я как первостоятель Церкви призываю всех священнослужителей и церковных деятелей проявить во всем, что касается гражданского законодательства и управления, полную лояльность. Они обязаны беспрекословно подчиняться правительственным распоряжениям, если те не нарушают святой веры и вообще не противны христианской совести; и не должны заниматься какой-либо противоправительственной деятельностью, не должны выражать ни в храмах, ни в частных беседах ни одобрения, ни порицания их действий и вообще вмешиваться в дело, не относящееся к Церкви. Смею, однако, надеяться, что действительность не может указать среди представителей православного епископата и клира случай подобной нелояльности. Ни в мое непосредственное управление, ни после не было слышно ни об одном политическом преступлении со стороны духовных лиц. Если бы эти преступления имели место, то, надо полагать, виновные подверглись бы гласному судебному процессу; но на судах политических преступников не упоминается о представителях духовенства. Я охотно готов признать, что и само правительство давно убедилось в аполитичности Православной Церкви, и Вы, Владыка, можете себе представить, с каким воплем у нас должны отнестись священнослужители, особенно томящиеся в тюрьмах и ссылках, к голословному заявлению о словах и делах, а затем и о постигшей многих горькой участи. Между прочим, мне пишут, что епископ Василий о делах от моего имени представил Вам доклад.

/Речь идет о докладе епископа Василия (Беляева) митрополиту Сергию о пребывании епископа Василия в ссылке вместе с митрополитом Петром. Докладу митрополит Сергий придавал большое значение. Ниже приводим его текст.

«Его Высокопреосвященству,

Временному Заместителю Местоблюстителя Патриаршего Престола и Священному Синоду епископов Василия епископа Спас-Клепиковского, викария Рязанского

29 октября настоящаго года я возвратился из ссылки, которая до окончания ее, т. е. до 9 января 1929 года заменена минусом шесть.

С 1 августа по 23 сентября я прожил в поселке Хэ Обдорского района Тобольского округа вместе с Митрополитом Петром Местоблюстителем и, по его поручению, должен Вам сообщить нижеследующее: Владыка получил возможность (из газ. «Известия») прочитать декларацию нынешнего православного Синода и вынес от нее вполне удовлетворительное впечатление, добавив, что она является необходимым явлением настоящего момента, совершенно не касаясь ее некоторых абзацев. Владыка митрополит просил передать его сердечный привет митрополиту Сергию и всем знающим его.

Смиренный послушник Вашего Высокопреосвященства епископ Василий, викарий Рязанский 1927 года 11 ноября/.

Должен заметить, что ни ему, ни другому моему сожителю я не давал никаких поручений, касающихся церковных дел. О себе лично скажу, что я прошел все виды страданий, какие можно себе представить, казалось, что у меня одно время года — время скорби, но Господь, видимо, не оставляет меня. Он поддерживает мои силы, ослабляемые тяжелыми условиями изгнания, и вносит в душу упокоение, которое если и отравляется, то только болью о Церкви. Милость Божия да будет с Вами, Вашего Высокопреосвященства послушник М.П.

Из второго письма митрополиту Сергию (Старогородскому)

«Я постоянно думаю о том, чтобы Вы являлись прибежищем для всех истинно верующих людей, — писал Местоблюститель. — Признаюсь, что из всех огорчительных известий, какие мне приходилось получать, самыми огорчительными были сообщения о том, что множество верующих остаются за стенами храмов, в которых возносится Ваше имя. Исполнен я душевной боли и о возникающих раздорах вокруг Вашего управления и других печальных явлениях. Может быть, эти сообщения пристрастны, может быть, я достаточно не знаком с характером и стремлениями лиц, пишущих мне. Но известия о духовном смятении идут из разных мест и, главным образом, от клириков и мирян, оказывающих на меня сильное давление.

На мой взгляд, ввиду чрезвычайных условий жизни Церкви, когда нормальные правила управления, подвергаются всяким колебаниям, необходимо поставить церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое ваше заместительство. Вот и благоволите вернуться к той, всеми уважаемой Вашей деятельности. Я, конечно, далек от мысли, что Вы решитесь вообще отказаться от исполнения возложенного на Вас послушания — это послужило бы не для блага Церкви. Повторяю, что очень скорблю, что Вы не писали мне и не посвятили в свои намерения. Раз поступают письма от других, то, несомненно, дошло бы и Ваше. Пишу Вам откровенно, как самому близкому мне архипастырю, которому многим обязан в прошлом и от святительской руки которого принял постриг и благодать священства...»

февраль 1930 г., поселок Хе

Тропарь священномученику Петру: Божиим смотрением к святительскому служению /
святым Патриархом Тихоном призванный, /
стаду Христову явился еси /
страж неусыпный и защитник небоязненный, /
священномучениче Петре. /
Жестокая заточения и дальная изгнания, /
страдания и смерть от богоборцев претерпел еси. /
Венец мученический прияв, /
на Небеси ныне радуешися. /
Моли милостиваго Бога, /
да сохранит Церковь нашу от нестроений, /
единомыслие и мир людем Своим дарует /
и спасет души наша. Принятие сана и архипастырская деятельность

Работал главным бухгалтером в кооперативной артели «Богатырь». Жил в Москве, в доме своего брата, священника церкви Николы-на-Столпах Василия Полянского.

Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и епископство и стать его помощником в делах церковного управления в условиях репрессий большевиков против церкви. Предложение принял, сказав при этом своим родственникам: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но когда соглашусь, — я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор». Был пострижен в монашество митрополитом Сергием (Страгородским). 8 октября 1920 года хиротонисан (патриархом Тихоном) и другими архиереями во епископа Подольского, викария Московской епархии. Сразу после хиротонии был арестован и сослан в Великий Устюг. Там он жил вначале у знакомого священника, потом в сторожке при городском соборе. В ссылке он имел возможность совершать Божественную литургию в сослужении великоустюжского духовенства.

Возвратившись в Москву, он стал ближайшим помощником патриарха, был возведён в сан архиепископа (1923 год) потом митрополита (1924 год) Крутицкого и включён в состав Временного Патриаршего Синода. На совещании епископов, состоявшемся в Свято-Даниловом монастыре в конце сентября 1923 года высказывался против компромисса с обновленцами.

Патриарший местоблюститель

Патриарх Тихон и митрополит Петр, епископ Феодор (Поздеевский)

25 декабря 1924 (7 января 1925) патриарх Тихон составил завещательно распоряжение («завещание»), в котором говорилось:

В случае нашей кончины наши Патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового Патриарха, представляем временно Высокопреосв. Митрополиту Кириллу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить ему в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосв. Митрополиту Агафангелу. Если же и сему Митрополиту не представится возможность осуществить это, то наши Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященнейшему Петру Митрополиту Крутицкому.

Патриарх Тихон скончался 25 марта (7 апреля) 1925 года. Поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел тогда находились в ссылке, местоблюстительские обязанности по кончине патриарха Тихона немедленно взял на себя митрополит Петр; 9 апреля он направил председателю ВЦИК М. И. Калинину следующую записку:

Вступая в управление Православной Русской Церковью долгом почитаю, как гражданин СССР, препроводить Вам прилагаемую при сем копию акта от 7 января 1925 г., собственноручно написанного почившим первоиерархом Русской Православной Церкви Патриархом Тихоном, коим на случай его кончины Патриаршие права и обязанности переданы мне как Местоблюстителю Патриаршего места. Патриарший Местоблюститель Петр, митрополит Крутицкий.

В день погребения патриарха Тихона, 12 апреля (н. ст.) 1925 года, состоялось совещание собравшихся на его отпевание архипастырей; ознакомившись с текстом «Завещания», епископы постановили подчиниться воле почившего первосвятителя: поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел находились в ссылке, обязанности патриаршего местоблюстителя возложены были на митрополита Крутицкого Петра, о чём было составлено заключение. В тот же день митрополит Петр, как патриарший местоблюститель, обратился к Церкви с посланием, включавшим в себя как текст «Завещания» покойного патриарха, так и заключение о его подлинности, подписанное присутствовавшими на его оглашении архипастырями:

<…> учитывая 1) — то обстоятельство, что почивший ПАТРИАРХ при данных условиях не имел иного пути для сохранения в Российской Церкви преемства власти и 2) что ни Митроп. Кирилл, ни Митроп. Агафангел, не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, мы, Архипастыри, признаем, что Высокопреосв. Митрополит Петр не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего ПАТРИАРХА должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя.

Акт был подписан 58-ю епископами Российской Церкви.

В качестве местоблюстителя помогал многим заключенным и сосланным. Получая после службы пожертвованные деньги, обычно сразу отдавал их для пересылки в тюрьмы, лагеря и места ссылки. Он дал благословение приходским причтам жертвовать в пользу заключенных священнослужителей. Часто совершал Божественную литургию в московских приходских и монастырских церквах, в том числе в Свято-Даниловом монастыре.

Решительно выступил против любых договорённостей с обновленцами, которые в 1925 году провели свой 2-й собор, на который пригласили представителей «староцерковников». Обратился к архипастырям, пастырям и всем чадам церкви с посланием, в котором говорилось:

Должно твердо помнить, что по каноническим правилам Вселенской Церкви все <…> самочинно устраиваемые собрания, как и бывшее в 1923 году живоцерковное собрание, незаконны. Поэтому на них присутствовать православным христианам, а тем более выбирать от себя представителей на предстоящие собрания канонические правила воспрещают.

В результате абсолютное большинство клириков и паствы митрополита Петра отказались от компромисса с обновленцами. Представители обновленчества обвиняли его в сношениях с церковной и политической эмиграцией (в том числе в признании, совместно с патриархом Тихоном, великого князя Кирилла Владимировича «прямым и законным наследником престола»), в контрреволюционных настроениях и антиправительственной деятельности.

Отказался пойти на условия карательных органов (ГПУ), на которых те обещали нормализовать юридическое положение Церкви. Условия включали в себя издание послания, призывающего духовенство и верующих к лояльности относительно советской власти, устранение неугодных власти архиереев, осуждение заграничных епископов и контакт в деятельности с правительством в лице представителя ГПУ.

В ноябре — декабре 1925 года были арестованы епископы, принадлежащие к числу сторонников митрополита Петра. В начале декабря, зная о предстоящем аресте, писал:

Меня ожидают труды, суд людской, но не всегда милостивый. Не боюсь труда — его я любил и люблю, не страшусь и суда человеческого — неблагосклонность его испытали не в пример лучшие и достойнейшие личности. Опасаюсь одного: ошибок, опущений и невольных несправедливостей, — вот что пугает меня. Ответственность своего долга глубоко сознаю. Это потребно в каждом деле, но в нашем — пастырском — особенно.

9 декабря 1925 года по постановлению Комиссии по проведению Декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП(б) был арестован. По распоряжению местоблюстителя исполнение его обязанностей перешло к митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородскому) в ранге заместителя местоблюстителя. Позднее, не имея достоверной информации о происходивших событиях, делал противоречивые распоряжения о церковном управлении. При этом отказался поддержать инспирированную властями инициативу нескольких епископов о коллегиальном управлении церковью (так называемое «григорианство», григорьевский раскол — по имени его лидера, архиепископа Григория (Яцковского)), запретил в священнослужении его активных деятелей.

Жизнь в заключении

Во время следствия содержался во внутренней тюрьме на Лубянке, а также в Суздальском политизоляторе. На допросе 18 декабря 1925 года заявил, что церковь не может одобрить революцию:

Социальная революция строится на крови и братоубийстве, чего Церковь признать не может. Лишь война ещё может быть благословлена Церковью, поскольку в ней защищается отечество от иноплеменников и православная вера.

5 ноября 1926 года был приговорен к 3 годам ссылки. В декабре этапирован через пересыльные тюрьмы в Тобольск, в феврале 1927 года доставлен в село Абалак, где содержался в контролируемом обновленцами Абалакском монастыре. В начале апреля вновь арестован и доставлен в Тобольскую тюрьму. По постановлению ВЦИК выслан за Полярный круг, на берег Обской губы в поселок Хэ где был лишён медицинской помощи. 11 мая 1928 года постановлением Особого совещания ОГПУ срок ссылки был продлён на 2 года. В ЭТОТ ПЕРИОД ВРЕМЕНИ СОВЕТСКАЯ (ЖИДОВСКАЯ) ВЛАСТЬ СДЕЛАЛА СТАВКУ НА СКЛОННОГО К КОМПРОМИССАМ И ПРЕДАТЕЛЬСТВ У, МИТР. СЕРГИЯ (СТРАГОРОДСКОГО) И ПО ЕГО СОВЕТУ РЕШИЛА ДЕРЖАТЬ МИТР. ПЕТРА В ЗАКЛЮЧЕНИИ ПОЖИЗНЕННО, ПОКА НЕ УМРЕТ .

Негативно относился к компромиссам с большевиками, на которые пошёл митрополит Сергий. В декабре 1929 года направил ему письмо, в котором, в частности, говорилось:

Мне сообщают о тяжелых обстоятельствах, складывающихся для Церкви в связи с переходом границ доверенной Вам церковной власти. Очень скорблю, что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью.

17 августа 1930 года вновь арестован. Содержался в тюрьмах Тобольска и Екатеринбурга. Отказался от снятия с себя звания патриаршего местоблюстителя, несмотря на угрозы продлить тюремное заключение.

В ноябре 1930 года против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в том, что, находясь в ссылке, он «вёл среди окружающего населения пораженческую агитацию, говоря о близкой войне и падении сов. власти и необходимости борьбы с последней, а также пытался использовать Церковь для постановки борьбы с сов. властью». Виновным себя не признал. Находился в одиночном заключении без права передач и свиданий. В 1931 года отклонил предложение чекиста Тучкова дать подписку о сотрудничестве с органами в качестве осведомителя. После беседы с Тучковым был частично парализован, также был болен цингой и астмой. 23 июля 1931 года Особым совещанием ОГПУ приговорен к 5 годам лишения свободы в концлагере, однако был оставлен в тюрьме во внутреннем изоляторе. Верующие при этом пребывали в уверенности, что он продолжает жить в заполярной ссылке.

Тяжело страдал от болезней, просил оправить его в концлагерь:

Я постоянно стою перед угрозой более страшной, чем смерть. Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне ещё ни разу не приходилось быть на прогулке днем; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его. … Болезни все сильнее и сильнее углубляются и приближают к могиле. Откровенно говоря, смерти я не страшусь, только не хотелось бы умирать в тюрьме, где не могу принять последнего напутствия и где свидетелями смерти будут одни стены.

В июле 1933 года ему были запрещены прогулки в общем дворе (даже ночью) — они были заменены на прогулке в маленьком сыром дворике, где воздух был наполнен испарениями отхожих мест. Несмотря на это, продолжал отказываться от сложения своих полномочий.

Был в качестве «секретного узника» (вместо имени он фигурировал под номером 114) переведён в Верхнеуральскую тюрьму. В июле 1936 года его заключение было в очередной раз продлено на 3 года.

В конце 1936 года в патриархию поступили ложные сведения о смерти патриаршего местоблюстителя, вследствие чего 27 декабря 1936 года митрополит Сергий НЕЗАКОННО принял на себя титул патриаршего местоблюстителя, отнюдь не по незнанию, ибо был хорошо информирован НКВД о своих конкурентах.

Мученическая кончина и канонизация

В 1937 году против него было возбуждено новое уголовное дело по следующему обвинению:

Отбывая заключение в Верхнеуральской тюрьме, проявляет себя непримиримым врагом Советского государства, клевещет на существующий государственный строй …, обвиняя в «гонении на Церковь», «ее деятелей». Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя Патриаршего престола.

2 октября 1937 года тройкой НКВД по Челябинской области приговорён к расстрелу. 10 октября в 4 часа дня был расстрелян — по разным версиям в тюрьме НКВД в Магнитогорске или на станции Куйбас. Место погребения остаётся неизвестным. Священномученик митрополит Петр был канонизирован Русской православной Церковью Заграницей в сонме Новомучеников и исповедников Российских в 1981 г. (сравнить с вынужденной канонизацией МП большей частью сергианских "мучеников" в 2000 г. - после более чем 10 - летнего "как-бы падения" коммунизма в России)

Русская Православная Церковь отмечает 10 октября память cщмч митрополита Крутицкого (1937), сщмч. Димитрия пресвитера (1918), сщмчч. Германа, епископа Вольского, и Михаила пресвитера (1919), сщмч. Феодора пресвитера (1937).

Патриарх Московский и всея Руси Тихон, и священномученик Петр Крутицкий

Петр - в переводе с греческого означает "камень". Непоколебимую стойкость духа проявил митрополит Петр...

Митрополит Петр (в миру Пётр Фёдорович Полянский; 28 июня 1862 г., с. Сторожевое, Коротоякский уезд, Воронежская губерния — 10 октября 1937, Челябинская обл.) — епископ Православной Российской Церкви. С 1925 года исполнял обязанности Патриаршего Местоблюстителя.

Родился 28 июня 1862 года в селе Сторожевое Коротоякского уезда Воронежской епархии в семье приходского священника. Учился в местном духовном училище, которое окончил в 1885 году по первому разряду. В 1892 году окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия.
В студенческие годы он, по воспоминаниям его сокурсника митрополита Евлогия, отличался благодушием, покладистостью, доброжелательностью. Со времён учёбы в академии был дружен с будущим Патриархом Сергием (Страгородским). Магистр богословия (1897 год, тема диссертации: «Первое послание св. Апостола Павла к Тимофею. Опыт историко-экзегетического исследования»).

Служба по духовному ведомству

В 1885—1887 годы — псаломщик при церкви села Девицы в Коротоякском уезде Воронежской епархии.
- С 1892 года — помощник инспектора Московскую духовную академию, преподавал Закон Божий в частном женском училище Сергиева Посада, был секретарём Общества спасения на водах.
- В 1895 году был церковным старостой у себя на родине, в селе Сторожевом Воронежской епархии. За особое усердие в благоукрашении приходского храма Богоявления он был удостоен архипастырской признательности.
- В 1896 году в течение недолгого времени преподавал греческий язык в Звенигородском духовном училище.
- В декабре 1896 года был назначен смотрителем Жировицкого духовного училища. Привёл училище, по отзыву ревизора Нечаева, в блестящее состояние. Участвовал в первой всероссийской переписи населения, исполнял обязанности члена-соревнователя Попечительства о народной трезвости, почётного мирового судьи Слонимского округа. За время службы был награждён орденами св. Станислава 3-й и 2-й степеней. В этот период познакомился с епископом Тихоном (Беллавиным), будущим Патриархом.
- С 1906 года — младший помощник правителя дел Учебного Комитета при Святейшем Синоде в Санкт-Петербурге; впоследствии стал членом Учебного Комитета (сверхштатным, затем постоянно присутствующим), исполняя главным образом обязанности ревизора духовных учебных заведений. За время служения в Учебном Комитете обследовал состояние духовных семинарий, епархиальных женских училищ в Курской, Новгородской, Вологодской, Костромской, Минской и в ряде других епархий, побывал в Сибири, на Урале, в Закавказье. После каждой такой поездки им собственноручно составлялся подробный, обстоятельный отчет, в котором предлагались уместные меры по улучшению состояния обследованной школы. С 1916 года — действительный статский советник. Был награждён орденом св. Владимира.
- В 1918 году, после закрытия Учебного комитета, состоял в секретариате Поместного собора. Переехал в Москву.

Работал главным бухгалтером в кооперативной артели «Богатырь». Жил в Москве, в доме своего брата, священника церкви Николы-на-Столпах Василия Полянского.

Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и епископство и стать его помощником в делах церковного управления в условиях репрессий большевиков против церкви. Предложение принял, сказав при этом своим родственникам: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но когда соглашусь, — я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор».
Был пострижен в монашество митрополитом Сергием (Страгородским). 8 октября 1920 года хиротонисан (Патриархом Тихоном) и другими архиереями во епископа Подольского, викария Московской Епархии. Сразу после хиротонии был арестован и сослан в Великий Устюг.

Возвратившись в Москву, он стал ближайшим помощником Патриарха, был возведен в сан архиепископа (1923 год) потом митрополита (1924 год) Крутицкого и включен в состав Временного Патриаршего Синода. На совещании епископов, состоявшемся в Свято-Даниловом монастыре в конце сентября 1923 года высказывался против компромисса с обновленцами.

25 декабря 1924 (7 января 1925) Патриарх Тихон составил завещательное распоряжение, в котором говорилось: «В случае нашей кончины, наши Патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового Патриарха, представляем временно Высокопреосвященнейшему Митрополиту Кириллу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосвященнейшему Митрополиту Агафангелу. Если же и сему Митрополиту не представится возможность осуществить это, то наши Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященнейшему Петру, Митрополиту Крутицкому».

В день погребения Святителя Тихона, 12 апреля 1925 года состоялось совещание собравшихся на его отпевание архипастырей; ознакомившись с текстом Завещания, епископы постановили подчиниться воле почившего Первосвятителя. Поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел находились в ссылке, обязанности Патриаршего местоблюстителя возложены были на митрополита Крутицкого Петра.

В качестве местоблюстителя помогал многим заключенным и сосланным. Получая после службы пожертвованные деньги, обычно сразу отдавал их для пересылки в тюрьмы, лагеря и места ссылки. Он дал благословение приходским причтам жертвовать в пользу заключенных священнослужителей. Часто совершал Божественную литургию в московских приходских и монастырских церквах, в том числе в Свято-Даниловом монастыре.

Решительно выступил против любых договорённостей с обновленцами.
Отказался пойти на условия карательных органов (ГПУ), на которых те обещали нормализовать юридическое положение Церкви. Условия включали в себя издание декларации, призывающей верующих к лояльности относительно советской власти, устранение неугодных власти архиереев, осуждение заграничных епископов и контакт в деятельности с правительством в лице представителя ГПУ.

В ноябре — декабре 1925 года были арестованы епископы, принадлежащие к числу сторонников митрополита Петра. В начале декабря, зная о предстоящем аресте, писал:

Меня ожидают труды, суд людской, но не всегда милостивый. Не боюсь труда — его я любил и люблю, не страшусь и суда человеческого — неблагосклонность его испытали не в пример лучшие и достойнейшие личности. Опасаюсь одного: ошибок, опущений и невольных несправедливостей, — вот что пугает меня. Ответственность своего долга глубоко сознаю. Это потребно в каждом деле, но в нашем — пастырском — особенно.

9 декабря 1925 года по постановлению Комиссии по проведению Декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП(б) был арестован. По распоряжению Местоблюстителя исполнение его обязанностей перешло к митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородскому) в ранге Заместителя местоблюстителя.

На допросе 18 декабря 1925 года заявил, что церковь не может одобрить революцию: «Социальная революция строится на крови и братоубийстве, чего Церковь признать не может. Лишь война ещё может быть благословлена Церковью, поскольку в ней защищается отечество от иноплеменников и православная вера».

5 ноября 1926 года был приговорен к 3 годам ссылки. В декабре этапирован через пересыльные тюрьмы в Тобольск, в феврале 1927 года доставлен в село Абалак, где содержался в контролируемом обновленцами Абалакском монастыре. В начале апреля вновь арестован и доставлен в Тобольскую тюрьму. По постановлению ВЦИК выслан за Полярный круг, на берег Обской губы в поселок Хэ где был лишён медицинской помощи. 11 мая 1928 года постановлением Особого совещания ОГПУ срок ссылки был продлён на 2 года.

17 августа 1930 года вновь арестован. Содержался в тюрьмах Тобольска и Екатеринбурга. Отказался от снятия с себя звания Патриаршего Местоблюстителя, несмотря на угрозы продлить тюремное заключение.

В ноябре 1930 года против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в том, что, находясь в ссылке, он «вел среди окружающего населения пораженческую агитацию, говоря о близкой войне и падении сов. власти и необходимости борьбы с последней, а также пытался использовать Церковь для постановки борьбы с сов. властью». Виновным себя не признал. Находился в одиночном заключении без права передач и свиданий. В 1931 года отклонил предложение чекиста Тучкова дать подписку о сотрудничестве с органами в качестве осведомителя. После беседы с Тучковым был частично парализован, также был болен цингой и астмой. 23 июля 1931 года Особым совещанием ОГПУ приговорен к 5 годам лишения свободы в концлагере, однако был оставлен в тюрьме во внутреннем изоляторе. Верующие при этом пребывали в уверенности, что он продолжает жить в заполярной ссылке.

Тяжело страдал от болезней, просил оправить его в концлагерь:
Я постоянно стою перед угрозой более страшной, чем смерть. Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне еще ни разу не приходилось быть на прогулке днем; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его. …Болезни все сильнее и сильнее углубляются и приближают к могиле. Откровенно говоря, смерти я не страшусь, только не хотелось бы умирать в тюрьме, где не могу принять последнего напутствия и где свидетелями смерти будут одни стены.

В июле 1933 года ему были запрещены прогулки в общем дворе (даже ночью) — они были заменены на прогулке в маленьком сыром дворике, где воздух был наполнен испарениями отхожих мест. Несмотря на это, продолжал отказываться от сложения своих полномочий.

Был в качестве «секретного узника» (вместо имени - № 114) переведён в Верхнеуральскую тюрьму. В июле 1936 года его заключение было в очередной раз продлено на 3 года. Услвоия становились все более страшными...

В конце 1936 г. в Патриархию поступили сведения о смерти Местоблюстителя Патриаршего престола. В январе 1937 года по нему отслужена была панихида в Богоявленском соборе.
В декабре 1936 года, согласно завещанию Митрополита Петра, составленному 5 декабря 1925 года, митрополиту Сергию был усвоен титул Патриаршего Местоблюстителя.

Между тем, Митрополит Петр был еще жив...
Но в июле 1937 года по распоряжению Сталина был издан приказ о расстреле в течение четырех месяцев всех находившихся в тюрьмах и лагерях исповедников.

В соответствии с этим приказом администрация Верхнеуральской тюрьмы составила обвинение против Митрополита Петра: "Отбывая заключение в Верхнеуральской тюрьме, проявляет себя непримиримым врагом Советского государства, клевещет на существующий государственный строй..., обвиняя в "гонении на Церковь", "ее деятелей". Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя Патриаршего престола".

2 октября 1937 года тройка НКВД по Челябинской области приговорила Митрополита Петра к расстрелу. Священномученик Петр был расстрелян 27 сентября (10 октября) в 4 часа дня, увенчав свой исповеднический подвиг пролитием мученической крови за Христа и Церковь. Место погребения священномученика Петра остается неизвестным.

В 1997 году Архиерейским собором Русской православной церкви причислен к лику святых как новомученик. В 2003 году в городе Магнитогорске Челябинской области на дороге к Вознесенскому храму в его память был воздвигнут крест.